хитрее. Убеди себя в своей незаменимости, и рано или поздно все тебе поверят. Я буду рад ошибиться. Но, Купава, – Илар повернулся к ней всем телом, не вставая со скамьи, – я хожу по дворам не ради наживы и не чтобы стать одним из них. Если чародеи преувеличивают свою необходимость и лишь подпитывают слухи о своей силе, я это выясню. Но если они правда знают и умеют что-то неподвластное нам, я буду рад использовать эти знания, чтобы помочь Мавне. Думаю, ты меня поймёшь.

Купава смотрела на него, недоверчиво сощурив глаза – густо-синие, в обрамлении пушистых ресниц. Только сейчас Илар заметил, что на бледных щеках у неё есть несколько почти прозрачных веснушек.

– Ты хочешь разжечь искру, это они тебя надоумили? Илар, если бы всё было так просто, кто стал бы прибегать к помощи чародеев?

– Я не знаю, просто это или нет. Быть может, важность чародеев и правда преувеличена. А может, и нет. И у меня нет никакого другого способа узнать, кроме как испытать всё самому.

– Илар. – Купава несколько раз вздохнула, собираясь с мыслями. Илар понимал, что снова смотрит на неё слишком долго, дольше, чем требовали приличия, и отвёл взгляд. – Ты никогда не думал, что чары – это не только то пламя, что приносят с собой отряды? У нежити нет искры, потому что они давно мертвы. Но они умеют… многое. Не такое, как чародеи, но я и не знакома близко ни с одним видом колдовства. Просто… может быть, ты смотришь не в ту сторону?

Купава проговорила это быстро, даже слегка запыхалась, может, отчего-то разволновалась. Похлопав себя по порозовевшим щекам, она вскочила, ещё раз указала Илару на корзинку с окороком и, убегая, бросила:

– Крынки и корзину потом занесёшь. Я пойду, засиделась тут.

Подобрав подол, чтобы не забрызгать дорожной грязью, она кинулась по улице, распугав стайку кур. Илар сложил крынки в корзину: одна была пустая, а во второй ещё перекатывалась тягучая мочёная морошка, солнечная и ароматная, как мёд.

– Парень!

Подняв голову, Илар увидел Боярышника и Лыко – тот едва ли не шею сворачивал, глядя вслед Купаве.

– На рассвете я уезжаю, – предупредил Боярышник. – Вечером в твою избу идём. Будь на месте.

Илар молча кивнул, стиснув челюсти. Он не мог понять, что ему нравится меньше: новость о скором обходе или то, как Лыко смотрел на Купаву.

Глава 14

Два сердца

Перед вечерним обходом Илар заглянул в хмельную избу, прихватив с собой несколько сладких хлебов с сушёными ягодами, предварительно завернув их в мягкие белые полотенца. Такая оплата всегда принималась едва ли не охотнее монет, и можно было выменять не одну порцию медовухи, а то чего крепче.

В медовуху ему всё-таки подлили браги, даже просить не пришлось, и после первой кружки в голове расползся такой же туман, какой опускался на болота. Даже за стенами хмельной избы и за разговорами было слышно, что сегодня за околицей поднимается вой.

Скребутся, твари, да внутрь попасть не могут.

Выпив столько, чтобы ноги ещё держали, но совесть унялась, Илар двинулся в сторону дома, не обращая внимания на оклики знакомых.

Отец ещё днём уехал в город за мукой. Предлагал и Илару, но тот отказался – пускай отец ищет других помощников, а оставлять дом и больную мать наедине с чародеями никак нельзя.

Матери, к слову, лучше не становилось. Илар уже приучал себя к мысли, что скоро они с отцом останутся вдвоём – хмурая, молчаливая, неправильная семья, которой год назад сломали хребет, а теперь окончательно растащили по кускам.

Соболь, Сип и Лыко стояли у забора, а Боярышник уже дожидался около входа. Илар мрачно открыл им дверь, сам первый вошёл внутрь, показывая, как лучше пройти между мешками с мукой, которые занесли в сени, спасая от сырости.

Дверь в пекарскую он запер на замок, чтобы не было соблазна заглянуть и туда. Вряд ли чародеям понадобились бы закупленные на торгу продукты – всё же скорее забирали то, что производили тут же, в деревнях, но было бы худо остаться без орехов, сушёных ягод и дорогого изюма. Отцу уже не скажешь, чего докупить, а это означало бы, что до следующей поездки на торг пришлось бы печь только самые простые безыскусные хлеба, а с них и выручка крохотная.

Лыко тут же приметил сундук у входа в комнату и поднял крышку. Илар потёр горячий лоб, растрёпывая волосы. Злость уже начала вскипать где-то под ключицами, даже хмель не затмевал её, но надо бы как-то смириться. Раз так положено, значит, положено. Он не станет затевать драку в родном доме, да ещё и при больной матери.

– Ого! Ты посмотри! – Лыко развернул платье Мавны – праздничное, она его давно не надевала. Жёлтое, как цветы пижмы, с широким расшитым поясом. Платье было куда больше, чем нынешняя Мавна, – сейчас бы утонула в нём, если бы надела.

– Не трожь, – шикнул Илар.

Лыко прищёлкнул губами и ухмыльнулся, показывая дыру на месте выбитого зуба.

– Чья красота такая? – Он обернулся по сторонам. – Не мамкино. Больно по-девичьи выглядит. Что же ты, парень, сеструху-красавицу от нас прячешь? Так я ведь найду…

Лыко бросил платье Соболю, и тот убрал вещь в мешок. Лыко метнулся дальше, в комнату, и стал заглядывать в каждый угол, под скамьи и за печь.

– Красавица, выходи! Чего прячешься?

– Нет её, – рявкнул Илар. – Ушла.

– Куда это? – обернулся Лыко через плечо.

– Замуж пошла в другую деревню. Не найдёшь уже.

– Так а приданое что не забрала с собой? Врёшь, чую.

Лыко схватил с полки ларец – там хранили какие-то специи, но использовали настолько редко, что даже не держали под рукой, – и кинул Соболю. Тот поймал на лету и спрятал к платью.

– Не зверейте, – предупредил Боярышник. Он, как обычно, тенью стоял в углу, ничего не трогал и не брал, молчаливо блестел белыми глазами и слушал разговоры, изредка недовольно кривя рот. – Наверх.

Лыко будто бы только и ждал команды: кинулся по лестнице на второй ярус, и Илар бросился за ним, оттолкнув Сипа.

– Ох ты ж! – Первым делом Лыко вошёл в покои Мавны. Тут всё оставалось таким, каким было в день её ухода: заправленная постель с расстеленным цветастым платком в ногах, столик с тёмным зеркальцем, подарком отца; даже крышка большого сундука оставалась открытой. Илар сухо сглотнул. Нужно было хотя бы навести порядок, чтобы казалось, что тут уже давно