— А ты не охренел?! — начальство чуть слюной не подавилось.

— Нет, — уверенно заверил я. — Хочу провернуть еще одну операцию.

— Какую еще операцию? — полковник резко откинулся на спинку кресла и недовольно уставился на меня.

— Сами же сказали, что с машиной помочь не можете, а нам с Мамонтовым она нужна.

— И ты решил ее купить на эти деньги?! — Шафиров ах задохнулся от возмущения.

— Ну, что вы, Валерий Муратович. Как вы могли обо мне такое подумать? Я честный человек и казенные деньги тратить не буду. Они мне нужны в качестве реквизита.

— Чапыра, ты чего задумал? — предупреждающе зашипел полковник и начал приподниматься.

— Ничего противозаконного, — спешно заверил я побагровевшее начальство. И не врал. То, что я решил провернуть, действительно, с точки зрения советского закона мошенничеством не считалось, наоборот, мои действия являлись бы правомерными. Так что никаких препятствий для осуществления задуманного, я, как юрист, для себя не видел. Останавливало меня лишь отсутствие нужной суммы денег, ведь продавцу перед сделкой придется ее показать. Сама же идея родилась давно, когда я узнал, что в Союзе купить новый автомобиль довольно проблематично, и этот процесс может занять годы, я же столько ждать был не намерен. Оставался вариант с подержанной тачкой. В отличие от новой, ее можно было купить быстро, правда, по деньгам выходило дороже, так как цена подержанной машины в хорошем состоянии здесь была выше, чем у новой. Но это реальная, рыночная цена автомобиля. Была еще государственная, то есть та, которую устанавливал оценщик, без участия которого в Союзе ни одна сделка не обходилась. Дело в том, что для регистрации подержанного автомобиля ГАИ требовалось предъявить справку-счет специализированного комиссионного магазина. Так что покупатель с продавцом были вынуждены тащиться в такой магазин, где продавец сдавал свой автомобиль на комиссию, а покупатель тут же покупал его по цене, по которой магазин взял его на эту комиссию. Оставшуюся часть договорной цены покупатель передавал продавцу позже и за пределами комиссионного магазина, что было незаконно, продавцу же вообще сулило уголовное преследование за спекуляцию. Вот на этом я и хотел сыграть.

Но, кажется, не в этот раз.

— А ну-ка дай сюда, — Шафиров, наконец, дошел до меня и вырвал из моих рук конверт. — Все, свободен! Только попробуй во что-нибудь вляпаться и поставить под угрозу порученное тебе дело! — пригрозил он мне. — Сначала свои обязательства выполни, а потом уже махинации свои проворачивай!

— Как раз я свои обязательства выполняю! — процедил я ему в ответ. — В отличие от некоторых, что обещал делаю.

— Если ты намекаешь на путевку, то ты ее получишь как поощрение по службе, когда приказ о твоем награждении за задержание грабителей инкассаторов придет из Москвы. Сам же застопорил процесс. Вот теперь жди, когда в министерстве все перепроверят, — усмехнулся Шафиров.

Теперь уже я осмысливал услышанное.

Здание УВД облисполкома я покидал в удрученном состоянии. Помог, называется, товарищам.

— Тьфу ты, — сплюнул я с досады.

— Ну, чего там? — заценив мой пришибленный вид, настороженно спросил, дожидающийся меня на улице, Мамонтов.

— Жопа, — лаконично ответил я и свернул на дорожку, ведущую к автобусной остановке.

— Что прямо все плохо? — уточнил Семен.

— Остались мы без колес, новую машину не дадут, а операцию по ее покупке по госцене проводить запретили, — озвучил я нашу с напарником общую проблему.

— Ну и ладно. Я уж думал что-то серьезное, — расслабленно выдохнул Мамонтов.

— Тебе мало? — удивился я и подкинул еще. — Пахоменко куда-то пропал. Как бы саботировать не начал. Придется навестить его еще раз, напомнить о договоренностях.

— Надо — навестим, — пожал плечами Мамонтов, словно для него это тоже не проблема.

— Ну хоть у кого-то все легко и просто, — пробормотал я.

— А нефиг все усложнять, — прокомментировал свою позицию Мамонтов.

— Это ты верно подметил, — согласился я с тем, что и у меня нет проблем. — Значит так. Сейчас возвращаешься в Отдел и прикрываешь там меня. А я пока по делам сгоняю. Личным, — добавил я, чтобы Мамонтов не навязал мне свою компанию.

Центральный рынок по понедельникам официально не работал, но цветы все-равно можно было купить. Торговцы с ящиками-витринами, спасающими розы с гвоздиками от замерзания, выстраивались прямо вдоль забора.

— Какие люди! — встретил меня Гурам.

— Здорово, — протянул я ему руку для рукопожатия. Торговец вцепился в нее, и я сделал вывод, что наши отношения остались прежними.

— Долго вас тогда продержали? — спросил я.

— Трое суток, — вздохнул Гурам. — Хорошо, что земляки заступились. А сам как?

— Так я сбежать успел, — скромно признался я.

— Шустрый ты, — торговец одобрительно заржал, давая понять, что зла на меня не держит, возьмет деньгами. — За розами пришел?

С рынка я уходил, обеднев на сто рублей. В руках держал, завернутые в серую оберточную бумагу, пять алых роз.

Алина из университета еще не пришла, и я ждал ее возле подъезда. Осеннее солнце хоть и светило, но тепло не отдавало. Зимняя экипировка не давала мне замерзнуть и сдерживала недовольство. Жених должен встречать загулявшую невесту с радостью, которую я и демонстрировал всем своим видом. Правда, по мере того, как парочка приближалась к подъезду, в голову начинали пролезать радикальные мысли.

— Привет, — выкинув бумагу в урну, я протянул цветы Алине.

Вместо того, чтобы их забрать и вдохнуть их аромат, девушка окатила меня холодом.

— Что ты здесь делаешь? Я, кажется, ясно дала понять, что между нами все кончено! — гордо завернула она.

Стоявший подле нее Алекс упивался своей победой. Захотелось сбить ухмылку с его лица, но руки были заняты. К тому же я пришел сюда не драться, а делать предложение. Но от третьего лишнего все-равно избавляться надо. Решил для начала применить цивилизованный прием.

— Слушай, погуляй пока. Нам с Алиной поговорить надо, — вежливо попросил я его.

— Сам иди гуляй, — фыркнул он. — Ты разве не слышал? Девушка не хочет с тобой разговаривать!

— Вот именно, не хочу! — подтвердила Алина, вызвав у Алекса эйфорию.

— А придется, — констатировал я, и более не обращая внимания на случайного зрителя, публичные выступления меня никогда не напрягали, двинул речь. — Алина, я тогда был не прав. Признаю и раскаиваюсь. Но хочу, чтобы ты знала, мое поведение было вызвано только одним — заботой о тебе. Ты же знаешь, что у меня были неприятности на службе. Я просто хотел защитить тебя от них. Отвезти удар.

— И поэтому выгнал? — уязвленно спросила Алина, холодности в ее голосе больше не было.