Шрифт:
Закладка:
– Зачем ты мне это рассказываешь? – тихо спросила Маша. Лиза вздернула брови, и ее удивление показалось Маше наигранным.
– Ну, друзья же обычно делятся сокровенным.
– А мы друзья?
Лиза поставила чашку на стол, и на этот раз ее взгляд был откровенно ядовитым.
– Я-ясненько, – пропела она. – Вот и поговорили. Ладно тады. Тады я пойду.
– Пойди, – посоветовала Маша и встала. Лиза тоже поднялась и сделала было шаг к дверям, потом развернулась и открыла было рот для какого-то мерзкого комментария, но осеклась, ее взгляд вильнул вбок. Она молниеносно нагнулась и вытащила из-под дивана что-то красное.
– Чего это у тебя деньги на полу валяются? – спросила Лиза, сунув Маше под нос новенькую пятитысячную купюру.
– Господи, а я-то ее найти не могла, – ненатурально всплеснула руками хозяйка дома, осознавая, что играет как скверная опереточная актриска. Лиза отдала деньги, покосилась в сторону спальни, хмыкнула и вышла, оставив хозяйку сползать по стенке в изнеможении и с мокрой от пота спиной.
Выпроводив Лизу, Маша так и не смогла избавиться от липкого ощущения, что соседка заподозрила неладное, однако не могла понять, что же всколыхнуло ее подозрения, ведь не в одинокой купюре было дело. Подумав, Маша бросилась в спальню, повертела чемодан и ахнула: молния крышки чемодана была застегнута не до конца, в ней застряла подкладка, а в дыре отчетливо виделось его содержимое.
Дура! Дура! Дура!
Маша не отважилась выйти из дома засветло. Просидев дома до ночи, не включая телевизора и почти не двигаясь, она вызвала такси, выволокла чемодан и плотный пакет с оставшимися купюрами на лестницу и спустилась вниз, игнорируя лифт. Машина удачно остановилась у черного входа, куда Маша выволокла багаж, не рискуя оказаться перед балконом Лизы. Дом медленно уплывал назад, сидя на заднем сиденье, она почти успокоилась, лелеяла пакет с деньгами в руках, молясь только, чтобы не открылся чемодан в багажнике, а шофер не начал приставать. В радиоприемнике вещали неугомонные диджеи, весело шутили и смеялись друг над другом, но расслабиться не получалось. От адреналина кровь кипела и колотилась в висках, и Маша поминутно оглядывалась, словно ожидая увидеть за собой хвост. Но те машины, что ехали следом, то и дело отворачивали в сторону или обгоняли. Она подумала, что не знает, есть ли машина у Лизы, и потому любой автомобиль еще долго казался ей подозрительным, пока напряжение не отступило.
Когда такси уже наполовину проскочило длинный Бугринский мост, Маша вспомнила, что в квартире остались паспорта, которые она в запарке сунула в комод. Собираясь в дикой спешке и вспугнутая внезапной подозрительностью Лизы, Маша совсем о них забыла. Конечно, можно было оставить все как есть, но личность Маргариты Захаровой себя уже исчерпала, Маша кляла себя последними словами, думая, что в дальнейшем ей, вероятно, пришлось бы пользоваться новым именем. Бросая квартиру Риты, Маша не собиралась туда больше возвращаться, но теперь лучше было оборвать все нити окончательно. Договорившись с водителем, что он тут же доставит ее обратно, Маша доехала до новой квартиры и, отчаянно труся, заволокла чемодан в бабкины хоромы. Выгружать и прятать деньги было некогда. Маша спрятала чемодан в шкаф, сунула туда же пакет с остатками денег и вылетела на улицу.
Вернувшись к дому, Маша вновь попросила шофера подождать, но на сей раз тот заартачился.
– Девушка, я вас довез сюда, потому что живу рядом, у меня смена уже закончилась. Мне обратно на левый берег ехать в лом. Давайте вы со мной рассчитаетесь?
– Давайте, – безрадостно согласилась Маша, сунула ему деньги и вышла.
Она поднялась на третий этаж, открыла дверь и, не зажигая свет, бросилась к комоду. В неярком свете фонарей и угасающего заката она рылась в черной тьме ящика, пока не нащупала ровную стопочку паспортов. Схватив их, Маша бросилась к дверям и успела схватиться за ручку, когда дверь распахнулась, впустив в квартиру черную тень.
* * *
Новосибирск Олегу не понравился. От его пыльных улочек за версту несло провинцией. Николай снял номера в «Мариотте» с видом на местный оперный театр, но даже созерцание этого круглого купола в окружении невысокой рощицы не доставляло Олегу никакого удовольствия. С балкона виднелся кусочек памятника Ильичу и нескольким красноармейцам, помпезное чудовище пролетариата, оставшееся со стародавних времен. В первый же день, точнее, вечер после прилета, Олег вышел прогуляться, с неудовольствием и превосходством отметив, что центр Новосибирска мог быть и поприличнее. Прогуливался Олег, кстати, в компании Вероники, которой было щедро заплачено за поездку с ним и досуг, хотя московская жрица любви восприняла эту служебную командировку без особого восторга. Она так же, как и Олег, посчитала город безнадежно провинциальным, но сказала, что дышать в нем полегче, чем в Москве. После прогулки они вернулись в номер и там Вероника привычно наказала Олега. Ползая у нее в ногах и получая шлепки по ягодицам, груди и ногам, Олег с мрачным удовольствием думал, что в столице его тесть, бывший или еще нет, находит утешение за смерть дочери в компании такой же вот коллеги Вероники.
Сама Вероника, естественно, о причинах визита в Новосибирск не подозревала, полагая это деловой поездкой, и потому была немного удивлена, что Олег сиднем сидит в номере, ни с кем не встречается, кроме Николая. Она даже пару раз попыталась поднять эту тему, но после резкого замечания благоразумно заткнулась и отправилась по магазинам, откуда вернулась еще более надутая, разочарованная ассортиментом, почти без покупок. Олегу было все равно. Эта шлюха, пусть даже недешевая, явно нацелилась стать второй мадам Куприяновой, но мысль, что Вероника, которую поимела половина Москвы, займет место Маши, была Олегу противна. Нет, естественно, он на ней не женится, пусть даже не мечтает, хотя он уже официально вдовец. Новую жену он будет искать в другом обществе, среди приличных людей, такую же беспомощную и робкую, как Мария.
Подумав о «робкой и беспомощной» жене, которая легко обскакала его на кривой козе, Олег рассвирепел. Николай, которого он ждал с отчетом, запаздывал, и это не прибавляло ему хорошего настроения. Олег расхаживал по номеру, натыкаясь на мебель, то и дело прикладываясь к бутылке. А еще он ловил себя на том, что