него никого нет. Занимаясь карьерой, он так и не нашёл на это времени. Странный разговор. Я чувствовал себя неуютно. Всё откладывал задать вопрос про отца. А он, спокойно отвечая мне, не поднимал эту тему. Мне показалось, специально её избегает. Сами понимаете, столько лет мы совсем не интересовались друг другом, не контактировали, а тут стоим и разговариваем… я всё же спросил про отца. Ответ меня удивил. Они не общались. Уже давно. Как он выразился «по политическим мотивам». Где наш отец Чжимин не знал…

Я стоял перед ним и не находил нужных слов, хотя привык полагаться на свои навыки общения. В голове крутилась мысль «как ты мог?». Мне казалось, он бросил его. Оставил именно тогда, когда был нужен. Хотя я сам не лучше. Вокруг шла война, его… наш отец мог нуждаться в помощи, мог быть мёртв, в конце концов. А он ничего не сделал. Не искал его, не помогал.

Там я понял, насколько человечество очерствело. Как разногласия в «политических» вопросах сделало чужими близких людей. Какие мы разные. Война должна была произойти. Это было неизбежно. Альери был прав.

«Ты за этим сюда прилетел?» — спросил он.

«Я ищу лучевое оружие» — машинально ответил я.

«Уверен скоро ты его найдёшь» — бросил он и ушёл.

Я рассказал Маркусу об этом разговоре. Мне нужно было с кем-то поделиться. Выплеснуть досаду и разочарование. Я потерял контроль… Даже не придал значения его просьбе повторить последние слова Чжимина…

Маркус выслушал меня. Немного помолчал. А затем неожиданно сказал:

— Он знает где оно.

Александр Борроу

— Самым верным решением могло показаться бегство. Плюнуть на всё, взять семью и сбежать. Возможно сдаться властям Метрополии. Стать перебежчиком. Предателем. Уверен, статус позволил бы нам, я имею в виду мою семью, обосноваться где-нибудь в центральных мирах, подальше от Эссена и войны. Конечно, в обмен на сотрудничество. Безопасность вдали от родины, новая жизнь с оглядкой на происхождение и память. Простой путь, правильный. Я мог так сделать, и супруга поддержала бы меня, но…

Вы хорошо знаете историю, мистер Фишер? Если да, вы должны вспомнить двадцатый век — Вторая мировая война, чудовищное событие по меркам того времени. Память о ней жива до сих пор. Как жива память о её героях и злодеях. Одних приводят в пример, других… тоже не забыли, но их имена стали синонимом страшных преступлений и бесчеловечности, безумия и жестокости. Они вошли в историю, они её неотъемлемая часть. Как и малочисленная группа людей, живших в то время, участников тех событий — не столь известных, но заслуживающих уважения и понимания их поступков. Я говорю о тех, кто принял сложное решение, кто понимал, куда ведёт выбранный путь их соотечественников. Кто ценой своей жизни попытался остановить тирана и стать для многих предателем. Об истинных патриотах. Они также могли покинуть родину, бросить её на произвол судьбы, отдать в руки безумцам… Сказать, «я ничего не мог сделать», «я был бессилен». Но они выбрали другой путь, скользкий, ненадёжный, опасный, и что самое обидное — так похожий на измену.

— Вы имеете в виду Германию и её правителя?

— И заговоры против него. Попытки настоящих патриотов остановить войну, чтобы спасти то, что осталось от их страны.

— Вы сравниваете себя с ними?

— Я их понимаю. И знаю, с чем им пришлось бы жить. Я пытаюсь объяснить насколько это тяжёлый выбор. Пойти против толпы, зная, что тебя многие не поймут и заклеймят. Возненавидят. Но он единственный верный. Я не жалею. Поэтому тогда я не помышлял о бегстве. Я хотел спасти, что ещё можно было.

— Тот человек, Франц, если бы его…

— Допрашивали, пытали?

— Да.

— Его могли арестовать за что угодно. В те дни подобные вещи стали нормой. Донос или откровенная подлость, личная неприязнь, зависть… Неважно. Если они взяли его за то досье, то, конечно, он бы признался кому передал его. В подвалах тайной полиции заговоришь быстро. Я не знаю этого до сих пор. Знаю только, что за мной не пришли, а значит, он нашёл способ опередить их. Уверен, он принял яд. Естественно, никто не знает, что с ним случилось на самом деле. Живым его больше не видели.

— И что вы решили делать?

— Искать поддержку. Поймите. Я не собирался войти в кабинет Самуэля и обвинить его… Не знаю даже в чём. В измене? В развязывании войны? Нет. Как и не собирался тайком пронести навстречу оружие и… Кто я, по-вашему? (улыбается) Я и пистолет-то в руках никогда не держал. Убить человека? Моего давнего товарища? Немыслимо!

Да и бесполезно. Его авторитет, его последователи, население, вознёсшее его выше облаков. Это превратило бы его в мученика. Волна фанатизма как на Эссене, так и в других колониях поднялась бы с новой силой. Ещё более разрушительной. Он был стержнем Сопротивления, фактически главой Союза, но с его смертью война не закончится. Маховик раскручен. Не будет его, место лидера займёт другой. Да и плевать мне было на Союз и колонии, меня интересовала судьба родины. Эссен должен был выйти из войны. Стряхнуть с себя военщину и милитаризм. Проснуться в конце концов.

Мне требовались люди, желательно обладавшие властью и возможностями, думающие так же, как я. Без поддержки МОЙ мятеж обречён на провал. Отстранить Рангози от власти ещё полбеды, дальше эту власть нужно удержать. Сделать её легитимной, показать и убедить общественность в ошибочных действиях партии и её главы… Легко сказать, правда? Вы спрашивали, были ли недовольные. Были. Франц это доказал. Ведь и он действовал не один, собирая документы и свидетельства о Лучевом оружии. Только как их найти? Кому можно верить? В ком появилось понимание тупика? В обществе, которое мы создали, голос против, даже голос сомнения звучит для остальных как открытое осуждение партии и её решений. Гласность забыта. Свобода слова есть только на бумаге. А права… тайная полиция лучше знает, что думать гражданам, в её застенках тебе с радостью объяснят, как нужно любить родину. А если полиция вдруг не удостоит тебя такой чести, так твои же соседи растолкуют тебе, как должен мыслить настоящий гражданин Эссена. Если в ход пойдут кулаки, если тебя за несогласие или пацифизм найдут мёртвым у дверей твоего дома, уголовное дело даже не откроют. А бдительных соседей похвалят и приведут в пример остальным. Вот как мы жили. Вот что я хотел остановить.

Так что понять кто из твоего окружения или даже просто прохожих на улице носит