Шрифт:
Закладка:
– Какую работу ты предлагаешь?
– Единственную. Тебе понравится. А если нет… будем думать, что делать дальше.
Я умолкаю. Поправляю волосы. Машинально заплетаю косу. Нужно чем-то занять руки. Невыносимо ощущать себя пленницей обстоятельств.
Мы куда-то мчимся. У него звонит телефон. Нейман с кем-то беседует, но я не вслушиваюсь в речь. Ловлю только интонации, властные, короткие фразы. Он не разговаривает, а приказывает. В этом вся его суть. Всегда знает, как нужно поступать. У него нет сомнений и колебаний. И от этого страшнее вдвойне.
Больше мы не разговариваем, пока машина наконец не останавливается.
– Выходи, – сухой приказ.
«Руки за голову!» – хочется брякнуть, но я молчу.
Ночь принимает меня в свои объятья. Прохладно. А ещё… слишком хорошо дышится. Мы за городом.
Оказывается, мы ехали не одни. Ещё один автомобиль останавливается рядом. Оттуда выходят люди.
– Плохая идея, Стефан, – говорит крепыш пониже. И нет, он не толстый, а широкий. Крепко сбитый шкаф, сплошные мышцы, хоть роста в нём не хватает. Взгляд жёсткий и недобрый.
– Я тебя не спрашиваю, Дан. Делай, что нужно, остальное я решу сам.
Крепыш лишь сильнее сжимает челюсти. Смотрит на меня неприязненно.
– Документы и телефон, – протягивает ко мне руку Нейман. Я смотрю на его ладонь и смаргиваю. Тут бы мне истерику закатать или концерт устроить, но я, как загипнотизированная, лезу в рюкзак, достаю паспорт и телефон. Колеблюсь, но, он, видимо, уловив мои сомнения, забирает вещи сам. Мягко, словно у ребёнка. Будто жалея, что приходится поступить именно так.
Я встряхиваю головой, не веря, что это происходит со мной.
– Проверь, – шлёпает Нейман небрежно паспорт и телефон в руку крепышу. Тот сверлит меня взглядом. Ничего хорошего нет в этих глазах, что напоминают болото.
– Пойдём со мной, Ника, – повелительный жест в мою сторону. – Я кое с кем тебя познакомлю.
Он уходит стремительно и не оборачивается. Я смотрю ему вслед и думаю: он так уверен, что я побегу, как шавка, за ним?..
– Проходи, – невежливый тычок приходится в лопатку. Это больно, до темноты в глазах, и я невольно вскрикиваю, стискивая лямки рюкзака в пальцах.
– Дан! – в голосе у Неймана – холодное предупреждение. Он всё же обернулся, услышав мой писк. Он даже вернулся, и я снова вижу его близко-близко. Вдыхаю холод его парфюма, упираюсь взглядом в грудь. – Пойдём, Ника, – протягивает он мне руку, как ребёнку.
Может, он такой меня и видит – несмышлёнышем, что вечно попадает в передряги; младенцем, за которым – глаз да глаз.
Я не могу вложить свою ладонь в его. Это выше меня. Мотаю отрицательно головой.
– Я сама, – и делаю шаг, а потом ещё, старательно огибая айсберг по имени Нейман.
Иду, ощущая его взгляд. И тот, сверлящий от крепыша – тоже. Как только на мне одежда не задымилась…
Дом за забором огромен. Не дворец, но по ощущениям – где-то близко.
Это не современное здание и не крепость. Особняк – вот точное определение. У дома наверняка есть история и, возможно, привидения. А ещё – скелеты в шкафах и подземелье.
Почему-то кажется: здесь это имеется. А может, я просто боюсь, поэтому сочиняю невесть что.
Отсюда не улизнуть и просто так не выбраться. Охраны полк, всё автоматизировано, камеры небось натыканы на каждом углу-повороте.
Я понимаю, что влипла, но паники уже нет. Наверное, я просто устала. У страха, как и у любого сильного чувства, есть запас прочности. Мой исчерпался. Я слишком много потратила сил сегодня, поэтому брела понурым осликом и тихо ненавидела Неймана – без злости и энтузиазма, по привычке.
Хотелось вымыться до блеска и хруста, наесться до отвала. Последний раз я ела вчера, а поэтому голод наконец-то добрался до меня и сжал в тисках. Я стыжусь того, как громко воет пустой желудок. А ещё я хочу спать, и если мне дадут кровать или коврик у кровати, я упаду, скручусь калачиком и вырублюсь хотя бы на несколько благословенных часов.
Но у Неймана на меня особые планы. Он снова идёт впереди – уверенный и безжалостный, как терминатор.
– Можно не так быстро? – прошу я его спину. – Я не успеваю и боюсь заблудиться в вашем склепе.
– В твоём, – поправляет он, а у меня зубы сводит от его ледяного спокойствия. Нейман если и раздражён, то никак это не выражается. Он делает то, чего я пыталась избежать – берёт меня за руку.
Папочка и провинившаяся дочь – так я вижу нас со стороны. Ладонь у него сухая и горячая. Пальцы покалывает, по коже идут импульсы. Он словно генератор энергии, которой легко делится, и я заряжаюсь, как батарейка. Ещё немного – и светиться в полумраке начну.
Мы плутаем по первому этажу. Он улавливает ритм моей походки, и в какой-то миг мы словно притираемся друг к другу: Нейман идёт медленнее, мне не приходится бежать.
Ничего не меняется, но кажется, что мы плывём, как корабль, разрезающий «носом» упругие волны полутёмного пространства. И меня не страшит океан чужого дома. Потому что рядом – несгибаемый хозяин, который знает здесь каждый закоулок.
Мы подходим к двери – массивной и надёжной. В этом доме всё такое – основательное и дорогое, сделанное на века. Нейман не сразу открывает её, а останавливается, словно с разбегу натыкаясь на непреодолимое препятствие.
Я с удивлением поднимаю голову, чтобы посмотреть на него. Он умеет сомневаться? Удивительно. Его большой палец проходится по моему запястью. Это похоже на ласку, а поэтому я пугаюсь. Опасность! – ревёт во мне кровавое пламя, но жест этот мимолётный, без подоплёки и контекста. Это больше похоже на задумчивое размышление. Мой враг не меняется в лице. Всё такой же. А я накручиваю себя, глупая. Ищу чёрную кошку в тёмной комнате. А кошки там нет и быть не может.
– Просто будь собой, Ни-ка, – произносит он чётко и сурово. Ничего не объясняет, но в голосе его я слышу предупреждение и, наверное, угрозу. Ну почему, почему он такой гадкий? Впрочем, он то, что есть, и я не вправе ждать от него большего.
Я не знаю, что там, за дверью из благородного дерева. Собака? Он хочет, чтобы я ухаживала за его псом? Ничто другое в голову мне не приходит. Может, поэтому я не готова к тому, что увидела.
Нейман распахивает дверь. Уверенно переступает через порог. Тянет за руку меня. Я спотыкаюсь и чуть не падаю, но крепкие руки удерживают, подхватывают под подмышки и на какое-то мгновение отрывают от пола. Ему нетрудно. Он большой и сильный, а я маленькая и лёгкая.
Нейман ставит меня осторожно, словно я стеклянный колдовской шар и могу в любой момент рассыпаться или вспыхнуть. Но верно и первое, и второе: мне невыносимы его прикосновения и одновременно кидает в жар. Я вспыхиваю, стремительно краснею, испытывая стеснение и стыд.
