я.

— Не, такие нам не нужны. Бросить не бросим, приткнём куда-нибудь, но о службе может забыть.

— Думаю, — пожимаю я плечами, — для него счастье, что Каховский-младший своё получит. Главная награда.

— Это уж точно, получит. Тут без вариантов. И по старому делу тоже.

— А батя его? — спрашиваю я.

— Это пусть партия решает. Но я думаю, сделают по-тихому, без скандалов. Хотя, посмотрим. Главное, что всё это вовремя случилось, понимаешь? Так что повезло вам.

Выпив полбутылки коньяка, Злобин начинает собираться.

— Ладно. На этом пока всё. В школу КГБ не желаешь поступить?

— Не знаю… — удивлённо отвечаю я. — Не думал, честно говоря. Ну, и туда же, наверное, не так просто…

— Думай. Время у тебя есть. А насчёт непросто… не знаю, основной экзамен ты уже сдал сегодня. Скажу тебе прямо, наши просто ох**ли, когда узнали, что ты у ментов машину угнал. И не погорел, дошёл до Москвы. Вой был и ржач на всю "контору". Школьник, мля. Если б ты не позвонил, кстати, молодец, что позвонил, так вот, если б не позвонил, никто бы и не знал где ты есть.

— Так если они нас уже обратно везти собирались, то и не берегли, как положено. То есть, по большому-то счёту, и ловить смысла не было, только что машину свою забрать.

— Не скажи, — хмыкает Злобин. — Тут дело чести. Престиж затронут. Ладно, парень. Если понадоблюсь, знаешь, как меня найти. И я знаю где тебя искать, если что. Всё, бывай.

Пожав мне руку он уходит, а я возвращаюсь к себе в номер. Лидка, наверное, уже спит. Ну, пусть. Умаялась бедная. Я забираюсь в душ. Горячая вода жёсткими струями смывает напряжение прошедшего дня. Хорошо, что всё хорошо кончается…

Я намыливаюсь и долго стою в клубах пара под обжигающим потоком воды. Напряжение отступает. Если никто не разбудит, буду спать до обеда. Или даже до самого самолёта.

Вдруг мои размышления прерывает посторонний звук. Я прислушиваюсь. Кто-то стучит. Да кончится это когда-нибудь или нет! Жду. Может, уйдут? Нет, настойчиво долбят. Блин! Выключаю воду, беру полотенце и пытаюсь замотаться. Короткое… Иду, придерживая его на поясе. Весь мокрый, на паркете остаются тёмные следы.

Чуть приоткрываю дверь, оставляя узкую щёлку, и вижу Лиду. На ней домашний халат.

— Спишь, что ли? — спрашивает она и толкает дверь. — Пусти, я же тут в халате… Ой… я тебя из душа вытащила?

— Ага, — я отступаю, запуская её внутрь и машу мокрой головой.

— Эй! –смеётся она. — Не брызгайся! Ты прям, как щенок!

— Это я-то щенок?! — возмущённо восклицаю я. — Да я лев, вообще-то.

— Вообще-то, ты… — она замолкает и пару секунд раздумывает. — Да, вообще-то, ты настоящий лев, и я таких ещё не встречала. Жалко только, что ты на мне никогда не женишься.

Я не успеваю ответить, потому что она делает шаг ко мне и толкает обеими руками в грудь. От неожиданности я не успеваю среагировать и лечу прямо на кровать. Полотенце падает на пол, а я мокрый и совершенно беззащитный, оказываюсь в мягкой постели. Она, не колеблясь ни секунды дёргает поясок своего короткого шёлкового халатика и, сбросив его, устремляется ко мне.

Утром я просыпаюсь раньше Лиды. Её чёрные волосы размётаны по подушке, а лицо такое невинное, как у младенца. Кто бы знал, что вытворял этот «младенец» прошедшей ночью. Я оставляю её досматривать самые сладкие утренние сны, а сам бегу вниз в переговорный пункт.

Первым делом звоню на работу маме и докладываю, что у меня всё хорошо и сегодня вечером я вылетаю обратно. Она сердится, что я не позвонил вчера и радуется, что со мной всё в порядке. Гад я, конечно, мог бы вчера выбрать момент и сделать звонок.

Понятно, что сейчас не та эра, не эпоха мобильников, когда начинаешь сходить с ума, если у ребёнка пятнадцать минут подряд выключен телефон. Это я по себе знаю. Но, тем не менее, другой город, как бы незнакомый и всё такое прочее. Ну, прости мам, прости.

Потом я звоню Новицкой. Дома её, разумеется, нет и я звоню ей на работу. Секретарь не желает меня с ней соединять, и я ору на неё так, что гостиница ходит ходуном. Это оказывает действие и в трубке раздаётся взволнованный голос:

— Егор! Всё хорошо?

— Конечно хорошо, просто отлично. Не стала, смотрю, дома отсиживаться?

— Знаешь же, что не осталась бы. У нас тут новости, между прочим.

— Сняли уже что ли? — спрашиваю я.

— Да. По городу ходят совершенно невероятные слухи про дерзкого юнца и красавицу-ментовку. И знаешь, что меня во всём этом больше всего заботит?

— Даже не сомневаюсь, — смеюсь я. — Моя безопасность, моя самоотверженность, моя способность решать неразрешимые проблемы?

— Нет, — отвечает Новицкая без тени улыбки. — Красавица-ментовка.

Кто бы сомневался.

— По сравнению с тобой, — говорю я, — все страшненькие.

— Ну-ну, это ты сейчас такой весёлый. Посмотрим, что ты под пытками скажешь. Да?

— Будут пытки? — с притворным ужасом спрашиваю я.

— Естественно будут, не зря же я только о них и думаю целый день. Когда ты прилетаешь?

— Завтра утром.

— Сразу ко мне. Понял?

— Ириш, мне надо родителям показаться. Потом к Куренкову на доклад. Ты же не хочешь, чтобы он меня с ордером из твоей квартиры вытаскивал?

— Нет, этого точно не хочу.

— Так что, думаю, ближе к обеду нарисуюсь. Ты только скажи своей грымзе-церберше, чтобы она мне препятствий лишних не чинила. Не хотела меня с тобой соединять сейчас. Занята, говорит, и точка.

— Хорошо, я поговорю с ней. Скажу, что ты для меня выполняешь специальные поручения. Мой приватный посыльный. Ладно, всё. В общем жду тебя. Завтра с докладом прямо ко мне.

— Ириш. Целую.

— Так, вот эти пошлости и вольности прекратить. Ясно?

— Ясно. Вот ещё что, забыл сказать. Валю Куренкову одобряй на первого секретаря райкома.

И не дожидаясь бури эмоций, я вешаю телефонную трубку.

— Ты где был? — спрашивает Лида, когда я возвращаюсь в номер.

— Маме ходил звонить. Вчера-то некогда было, а она волнуется.

Я наклоняюсь и чмокаю её в висок.

— Сказать по правде, Лидия, ты так прекрасна, что я с удовольствием