Тётя Маруша пыталась привлечь меня к домашней работе. Я не отлынивала, понимая, что ей одной трудно но при любой возможности сбегала с дядькой Казимом и младшими братиками в лес. Иногда с нами напрашивались Иван с Федей. И постепенно ко мне вернулось ощущение прошлой жизни. Вот только мысли уехать из деревни и перебраться в город я не оставила и как хомяк паковала в мешок соболиные шкурки, которые добывала сама, без чьей либо помощи.

С наступлением весны, когда снег почти растаял и деревенские дороги развезло от грязи, а на деревьях проклюнулись почки, окрасив лес зелёной дымкой, чувство что пора уходить накатывало с такой силой, что я часами могла стоять на пригорке у реки и смотреть вдаль, мыслями уносясь за сотни миль отсюда. И вот однажды после ужина, отправив мальчишек наверх спать, дядька Казим сам заговори об этом.

— Чувствую ты мыслями не здесь, Милеша. Далеко собралась?

Тётка с навернувшимися на глаза слезами комкала в руках расшитое полотенце. Я понимала её чувства, пришли в дом и получается выживают меня прочь. Я бы на её месте тоже себя скверно чувствовала. Но это же не они меня гонят, я сама хочу уйти.

— В город подамся.

— Ох Милеша, зачем оно тебе? Кому ты там нужна? И что будешь делать? — Не выдержала и заговорила мамина сестра.

Пожав плечами, я опустила взгляд на свои руки, пальцы от волнения подрагивали. Так не пойдёт. Они не должны видеть, что я и сама задаюсь этим вопросом уже который месяц и не могу найти ответ. Но что уеду, решила твёрдо и будь что будет.

— Я хочу повидать другую жизнь. — Видя недоумение на лицах родных, поняла, что объяснять что-либо бесполезно и бесшабашно улыбнувшись добавила. — А не получится, вернусь обратно.

Тётка облегченно улыбнулась. Наверно боялась что я в серьёз, а сейчас решила, что это у меня блажь, погуляю лето да вернусь домой. С таким исходом, она могла согласиться. Дядька Казим кивнул, соглашаясь с таким решением.

— Так и быть, только погоди месяц, пусть весна вступит в силу, там и дороги просохнут, нечего грязь месить. Если к тому времени не передумаешь, соберём тебя в дорогу.

Но весна такое время года, когда каждый день полон забот, упустишь один и по осени урожай не соберёшь. Памятуя о голодной зиме все работали от утренней зари и до наступления ночи. В лес теперь с дядькой Казимом ходили сыновья, тётка занималась огородом а на меня свалилась остальная работа. С утра корову подоить и надавать сена им с тёлочкой, печь растопить, обед приготовить, подмести дом. Да ещё соседи притащили две дюжины цыплят и их надо было срочно пристраивать в курятнике, каждый день кормить и менять воду с подстилкой. А как потеплело решили перемыть все окна и устроить большую стирку. За зиму залежавшееся бельё и ткани приобрели нехороший запах, ещё немного и появилась бы плесень, а потом настало время сева и с рассветом все уходили в поле, готовить пашню. Лошади у нас не было вместо неё впрягался дядька. Тётка, шла за плугом я за ней, рассеивая рожь. Спасибо старосте, на общем собрании он сказал все запасы деревни поделить поровну, не за даром. По осени долг вернётся сторицей. Поэтому никто не роптал, понимали, что так правильно. Так что к вечеру уставали так, что ни рук ни ног не чуяли. Зато успели закончить сев до весенних ливней. Если летом от жары или ещё какой напасти не случится опять пожар, голод нам больше не грозит.

После недели ливней, на деревьях полопались почки и в воздухе витал смолистый аромат. Луга зазеленели клевером и народ готовился к первому покосу. На огороде зеленел укроп, щавель, поросль петрушки… и сорняки. Те перли как оглашенные и каждодневная прополка стала частью моей работы.

— Это они всё специально делают, чтобы про "дурь" свою забыла. — бухтела я под нос рыхля тяпкой землю, под грядку для огурцов.

Когда от излишнего усердия заломило спину, выпрямилась и опёрлась на черенок тяпки передохнуть. Солнышко припекало уже почти по летнему, по синему небу плыли белые облака, в саду цвели яблони и жужжали пчёлы. За околицей слышались голоса односельчан и веселые крики малышни. Жизнь входила в привычное русло. И я поняла, что никто меня не держит. Просто в деревне уклад такой — работают до упаду с весны до осени, потом пожинают урожай, празднуют свадьбы, а долгой зимой готовятся к весне, чтобы с наступление тепла начать всё по новой.

Но мне хотелось другой жизни. Наверно поэтому из всех родных я больше всего тянулась к деду. Вечно крутилась в столярной мастерской и ходила с ним летом на охоту, а зимой на промысел. Дугой он был. В деревне об этом особо не говорили. Только знали что он пришлый, приехал уже взрослым откуда-то из далека, женился на бабушке да и остался. Он и дом построил не как у всех и грамотные мы были, что вызывало кривотолки. Особенно в мой адрес велись пересуды. Где это видано, чтобы девушка умела читать и писать. И странная шкатулка, секрет которой я так и не разгадала. Хотела показать её дядьке, но поосторожничала. Если дедушка спрятал документы, значит на то есть причина. Потому убрала шкатулку подальше, чтобы случайно родственникам на глаза не попадалась.

Перед уходом я решила максимально помочь тёте по дому и с огородом. За два дня выполола все сорняки, по второму разу перемыла окна, надраила все подсвечники, отмыла от сажи плафоны масляных ламп. Выбрала из остатков шерсти мусор, вычесала и зарядила в прялку, да так увлеклась, что осталась бы до осени, но поняла, что всех дел не переделать и надо уходить. Или уже не морочить никому голову и оставаться. Насовсем.

Тётка правильно поняла мою бурную деятельность. Но с наущения дядьки Казима помалкивала. Похоже она верила, что я вернусь к осени, потому и не отговаривала. А когда я поутру появилась в горнице одетая в штаны, рубаху, кожаный жилет на шнуровке, высокие сапоги, с луком и колчаном стрел за спиной и увесистым вещевым мешком, всё-таки заплакала.

— Глупая ты Милеша, где это видано из дома родного уходить.

— Я всё решила тётя Маруша.

Я изо всех сил старалась не улыбаться от уха до уха, ещё подумают, что умом тронулась и никуда не пустят. Но настроение с самого утра было приподнятое. Даже прощание не вызывало грусти. Наоборот я приплясывала от нетерпения отправиться в путь, но приличия надо соблюсти. От души обняла тётушку и поднявшегося из-за стола дядьку Казима. Тот хмурился, но я уже знала, не со зла это, просто переживает за меня.

— Вот держи. — Протянул мне узелок из тряпицы со звякнувшими монетами. — Всё что есть.

Я опешила, это же их единственные деньги, разве могу их взять? Встретилась взглядом с мужчиной и молча приняла подарок. Он знал, что я не вернусь, а им оставался дом и всё что нажила моя семья, это было честно. От избытка чувств ещё раз обняла дядюшку.

— Спасибо.

Он неловко похлопал меня по спине и оторвав от себя подтолкнул к своей матери. Спрятав узелок с монетами в карман штанов, потом переложу в вещевой мешок, поклонилась до пола бабушке Галаше, сидящей у печи в удобном кресле-качалке.

— Благословите бабушка.

— Ох и баламутка ты Милеша. Выпороть бы тебя как следует да замуж выдать, чтобы не дурила.