Очнувшись от горестных воспоминаний, убрала салфетку обратно в шкатулку и захлопнула крышку. Достаточно того, что уже взяла. И так мешок наполовину полон. Одеяло обвяжу верёвкой и прикреплю сверху, а внутрь положу все соболиные шкурки, что удалось добыть за зиму, с этим и пойду. Меха в городе продавать намного выгодней, чем подсвечники или кухонную утварь. Но неужели я и правда готова уйти из дома куда глаза глядят? Бросить всё что моя семья наживала с таким трудом?

Подумала и словно в ответ на мысли в сенях хлопнула дверь.

— Кто там?

Не дождавшись отклика, осторожно вышла из комнаты и всмотрелась в полумрак сеней. Дверь закрыта и никого. Только краем глаза увидела, как тень метнулась в тёмный угол и исчезла. Чувствуя, как страх мурашками пробежал по спине попятилась обратно в горницу и прислонилась к печке. Бабушка говорила, если нечисть начинает чудить, жди перемен в жизни. И словно подтверждая досужие суеверия, хлопнула ещё одна дверь, теперь на этаже.

Случись это раньше, я бы поняла к чему. Примета такая, если в доме девушка на выданье и в доме начинают ни с того ни с сего хлопать двери и биться посуда, жди сватов. Но сейчас мне и даром такого счастья не надо. За кого замуж то идти? Ивану, как и мне, семнадцать зим, Федьке вообще пятнадцать. Они хоть и работящие, но какие из них женихи? Значит решено, по весне отправлюсь в Борден.

Вновь хлопнувшая дверь в сенях, заставила подпрыгнуть от испуга. Скрипнули ступени и раскрасневшаяся от мороза тётя Маруша, вошла в горницу.

— Милеша, вот ты где, хорошо в лес не ушла. — На ходу расстёгивая овчинный тулуп и снимая с плеча сумку, поставила её на стол.

— Доброе утро. — Я с улыбкой повернулась к родственнице. Как же тётя была похожа на маму. Тот же рост та же фигура, высокий белый лоб, русые волосы и большие серые глаза, только выражение лиц разнилось. Тётя всегда улыбалась. А сколько я помнила маму она даже в лучшие дни выглядела озабоченной, словно каждый день ждала что случится что-то плохое. — Я как раз собиралась.

— Вот и хорошо, вместе пойдём. Там на улице Иван с Федей дожидаютя. — Она фыркнула, выражая мнение о таких помощниках. — И Казим с нами пойдёт, вместе настоящих дров привезём, а то хворостом не протопить дом. А у тебя вкусно пахнет уху готовишь?

Пока женщина говорила достала из сумки лепёшки и отрубей, ломоть сала и две луковицы. У меня глаза заблестели от вида еды и в животе заурчало. Уха ещё не скоро дотомится на еле тёплых углях, а я только кружкой воды завтракала.

— На поешь, да одевайся теплей, мороз крепчает.

Я закивала, запихивая кусок лепёшки в рот и закусывая луком. Из глаз тут же брызнули слёзы и я зажевала быстрее.

— Не торопись, мужики подождут. — Хохотнула женщина. — Где у тебя доска и ножик? — Оглядевшись она сама нашла и отрезала тонкую полоску сала. — На зажуй.

Я запихнула сало в рот с очередным куском лепёшки и рванула наверх одеваться.

— Я быстро.

В лесу было хорошо. Ночной снегопад укутал ели в белоснежные оделяла и клёсты порхая с одной еловой лапы на другую в поисках шишек то и дело стряхивали снег нам на головы. Снег искрился под лучами яркого солнца и от мороза скрипел под лыжами. Я только диву давалась, как дядя Казим с деревянной ногой так уверенно идёт вперёд, а потом приглядевшись сообразила — нога другая. Этот протез он сделал со специальным креплением для лыжи, чтобы во время ходьбы не соскальзывал. Вот здорово. И никто не скажет, что он калека. Тётя Маруша шла за мужем, я за ней, а Иван с Федькой за нами. Парни есть парни, гоготали, перекидывались снежками, однажды и мне прилетело по шапке.

— Эй! — Я оглянулась злая. За шиворот же попало. Глянула на хитрые ухмыляющиеся физиономии, слепила снежок и запустила в Федьку. И со смехом рванула прочь, а то повалят в снег и намылят.

— Ах так, Вань, лови её. — Со смехом завопил Федя и парни припустили за мной.

— Тётя Маруша помогите! — Я тоже засмеялась. На лыжах больно не побесишься, вмиг окажешься головой в сугробе и без посторонней помощи не выберешься.

Женщина оглянулась на бедлам. В нашу сторону, полетели ещё снежки. Один просвистел мимо её уха и попал дядьке Казиму в плечо. Тот оглянулся посмотреть, что у нас творится. Парни в миг притихли, стряхивая снег с варежек и поправляя шапки.

— Мы это, Милешу веселили.

Я улыбнулась от уха и до уха, лепя за спиной большой снежок и залепила им Федьке в лоб, сбив с него шапку. Дядька Казим только хмыкнул.

— Меньше шумите. Милеша на реке шатуна видела, если не залёг в берлогу, то услышит.

Парни вмиг притихли и перестав дурачиться, стали зорко смотреть по сторонам. Я тоже присмирела. Голодный медведь, разбуженный от спячки, в зимнем лесу в поисках еды самый опасный зверь. Дядя Казим взвёл арбалет, а я пожалела что не взяла свой лук, хотя как бы одновременно целилась и тащила сани?

Так и шли, пока не вышли на делянку, где деревенские валили лес на дрова. Неизвестно что произошло, но в этом месте разом посохло множество деревьев, их и пилили. Потом подлесок поднимется и за десяток лет от вырубки не останется следа.

Работу поделили честно. Дядя Казим и Иван споро повалили одно дерево и стали пилить на чурки, тётя Маруша и Федька кололи их на дрова а я плотно укладывала на сани и увязывала верёвкой. Арбалет держали рядом, и поглядывали по сторонам. Никто не хотел неожиданной встречи с хищниками. Но видимо мы визгом пилы и стуком топоров развели такой шум, что распугали дичь на всю округу. Даже вечно любопытные белки куда-то подевались.

До вечера упахались так, что когда у тёти Маруши от усталости топор выскользнул из рук, её муж скомандовал возвращаться домой.

— Всё, на три дня нам хватит.

Я прикинула объём дров. Тут и правда на четыре избы на три дня с лихвой хватит. А закончатся, ещё придём. Мне понравилось. Только посижу минутку или три на краешке саней, переведу дух и потянем их обратно в деревню.

Возвращались уже по темноте. Хорошо луна взошла. Её свет отражался от снега и нашу лыжню было отлично видно.

— В следующий раз не будем так задерживаться. — Пропыхтел дядька Казим, останавливаясь у моего дома.

Я, бросив веревку своих саней, согласно закивала и навалилась на калитку. Так, точно больше не пойдём. Сегодня я держалась на чистом упрямстве. Все идут, а я что лентяйка? Но завтра будет худо, уже сейчас не чувствую ни спины ни рук. Баньку бы затопить, но дрова для дома. Две печи топить это уже роскошь.

Парни помогли затащить сани с дровами только во двор. Сами держались и не ныли, потому что стыдно перед девчонкой. Но я видела как они вымотались за этот день.

— Спасибо. — Я протянула окоченевшую от холода руку.

— Ага. — Ухмыльнулся Федька.

— Да не за что. — Иван неловко пожал мою ладошку, потоптался будто хотел что-то сказать, да так и не сказав вышел за калитку, потянув друга за собой, ухватив того за ворот тулупа.