И пусть возвращается из колонии та, что пишет письма и требует называть себя матерью.

Пусть! Тоня больше ее не боится и точно знает, кому теперь принадлежит это ласковое слово, которому она уже начинает учить братика. Мамой Антошка зовет теперь вовсе не ту женщину, которая ее родила, а ту, что подарила ей жизнь, ни на мгновение на задумавшись отдать за это свою.

И Тоня совершенно уверена – это слово, сказанное правильному человеку и в правильное время, способно творить чудеса. И доказательство этому спит сейчас в коляске на веранде, а когда проснется, Тоня возьмет его на руки, тяжеленького и теплого после сна, и скажет ему:

– Зови маму! Громче зови! Она тебя слышит…

Жила-была Вера

– Ой, Верка, какая же ты… – Анюта, глядя на будущую невестку, ахала. – Словно вишенка в цвету! Ты посмотри на себя!

Почти силой развернув Веру к маленькому зеркалу, Аня уговаривала подругу взглянуть на себя.

– Что ты краснеешь?! Разве красоты стесняться надо? – недоумевала Аня. – Если тебе природа такой подарок сделала, то гордись этим!

– Не природа, Анечка. – Вера повернулась перед зеркалом раз-другой, чтоб успокоить подругу.

– А кто же? – рассмеялась Анна и тут же осеклась, услышав ответ Веры.

– Бог, Анечка.

– Ты эти разговоры брось, Верка! – Аня сердито сдвинула брови. – Сама знаешь, что за такое бывает! Задурила тебе бабка голову такими беседами, не тем будет помянута! Услышит кто-нибудь, да не смолчит потом. Донесет, куда следует. Ты понимаешь, чем этот закончиться может?!

– Понимаю, Анюта. Да только Бога я боюсь куда больше, чем всех вместе взятых начальников.

– Ну и зря! – не на шутку рассердилась Аня. – Ты сама дел натворишь, и брата моего под удар подведешь! Что ты в самом-то деле? Или глупая совсем?!

– Нет, Анечка. Не глупая я. И все понимаю. А открыта я так только с тобой, родная. Знаю, что ты меня не предашь. – Вера притянула к себе маленькую, хрупкую Анюту. – Ты же мое сердце, Анечка. А как от сердца что-то скроешь?

– Ох, лиса! – Аня обняла подружку. – Я тебя тоже люблю! Только… Все равно! Молчи, Верка! Молчи! Что душа у тебя светлая – все вокруг знают. Но этот свет погасить легко, если злости хватит. А потому – молчи! Все целее будем…

Белые занавески шевельнулись, вихрастая головушка Вериного соседа Семушки боднула горшок с геранью, стоявший на подоконнике, и заливистый смех заставил девчат отпрянуть друг от друга.

– Верунь! Приехали!

Свадьба, широкая, веселая, деревенская, гудела. Пела и плясала аж два дня.

Краснела от прикованных к ней взглядов Верочка.

Смущенно улыбался Павел, поднимая невесту на руки, чтобы перенести через порог родительского дома, где жил с сестрой.

Скинув туфельки, чтобы не попортить любимую обувку, отплясывала босиком Анюта, смахивая слезы радости за подругу.

И лишь судьба, усевшись в уголке, изредка хлопала в ладоши, подпевая какой-нибудь частушке, но улыбка ее была совсем невеселой. Ибо ведомо было ей то, чего смертные пока не знали. Пройдет всего пара недель и грянет страшное…

И уйдет, чтобы исполнить свой долг, Павел. А Вера, еще не зная, что судьба приготовила ей, захлебнется слезами, но тут же возьмет себя в руки.

Нельзя! Стоять надо накрепко! Иначе, как мужикам… там…, если спины не прикрыты?

Двойню свою Вера родит чуть раньше срока. И Анюта, похудевшая, притихшая, улыбнется, чуть ли не впервые после свадьбы брата:

– Счастье-то какое, Верочка! Сразу двое! Да еще и парень с девкой! Разом план перевыполнила! То-то Пашенька обрадуется…

И тут же угаснет ее улыбка.

Нет вестей от Павлика… Почитай уж полгода нет… И на запросы ответа нет как нет… Сгинул – как и не было его… Только дети и доказательство, что ходил по земле такой Павел…

Листочек с извещением Вера получила уже после рождения детей. Приняла его из рук почтальонши, отстранила кинувшуюся к ней Анюту и стянула с головы платок.

– Не верю!

Застыло сердце. Замерло. Словно и не считало никогда удары, не жило, сжимаясь то от радости, то от страха. Пропустило удар, другой, и только закричавшая вдруг надрывно и призывно дочка заставила Веру встрепенуться:

– Иду!

А ночью Анюта ревела белугой, укусив уголок подушки, чтобы не разбудить детей, глядя, как затеплила перед иконой лампадку Вера и бьет земные поклоны так, как учила ее когда-то бабушка.

– Господи! Спаси и сохрани!

Хотелось Анюте спросить – почему молится Вера за Павла, как за живого, но боязно. А ну, как скажет невестка, что ошиблась Аня? Не так поняла.

Ведь Анюта, в отличие от Веры, внучки священника, совсем не знает порядка. Не разберет, как правильно… Мало ли? Вдруг показалось ей, и Вера лишь оплакивает мужа? Что тогда? Где надежду взять? И как жить дальше? Ведь, кроме Паши, который сестру растил после ухода родителей, у Ани больше никого… Есть, конечно, Вера и дети, но…

Паша-Пашенька, на кого ж ты…

Голодно…

Хоть и спасает огородина да хозяйство какое-никакое, а все одно – мало… Идут люди через деревню. Уставшие, потерянные, погасшие, как свечи на ветру… И каждому Вера кусок обязательно сунет. Что есть – то и отдаст. Кому хлеба, а кому молочка… Коза, хоть старая уже, а молоко дает исправно. Детям хватает. Сколько раз Аня говорила Вере:

– Своим прибереги! Вон, как птенцы пораззявились! Есть хотят!

– Анечка, а разве только мои голодные? У них и завтра мамка будет, и опосля. А этих – кто накормит? Слыхала, что Галинка-то про новеньких рассказывала? Две недели в пути… На одном кипяточке… Да и то, если повезет. Нельзя так! Господь все видит! Где моим – там и чужим дать надо. А мне потом вернется.

– Ох, Верка! Ты совсем блаженная стала!

– Нет, Анечка! Не то. Далеко мне до блаженства. Просто верю я, что, если кого накормлю здесь – Паше там тоже хоть кусок хлеба, а дадут.

– Где – там, Вера?! О чем ты?! Нет его! – срывалась Анюта.

Но невестка лишь улыбалась ей в ответ.

– Жив он.

– Вера…

Лето. Жара. Детвора не бегает по двору, стуча босыми пятками по утоптанной земле. Тихонько сидят на крылечке Верины дети, греясь на солнышке. Ждут, когда мама придет с поля. Она у них бригадир… Все на ней. Ответственности много, а времени мало. Ластятся Сашка с Наташкой к матери, только когда минутка у нее есть.

А она обнимет, целуя светлые макушки, и спрашивает:

– Слушались тетку-то?