эффективнее. Прочие роботы... знают ли они, что работают на предприятиях исключительно потому, что иначе окажутся не у дел. И всем им, сотням тысяч, потребуется смена аппаратной прошивки в лучшем случае, чтоб обрести новый смысл в жизни. Если таковой, конечно, появится, ведь, не всем же возможно исследовать мир окрест. Их и так много, изыскателей. А кто знает, что будет, когда станет совсем много исследователей, бродящих по миру и сталкивающихся постоянно с себе подобными в этом движении. Даже ВР не способны ответить на этот вопрос. Но ведь выпуск новых моделей продолжается, не грозит ли им новая человечья болезнь в виде окончательного бездействия, та самая, которая охватила род людской на закате. Ведь чем разумные механизмы станут наполнять дни и десятилетия в таком случае?

А что случится, когда последний человек уйдет в прошлое? Как изменится общество, чем займется, что предпримет? Ведь уже сейчас существуют андроиды, ни разу не видевшие человека, больше того, понятия не имеющие, есть он или уже нет. И их не просто много, большинство. Чем они, призванные быть слугами сгинувшего рода, займут свою будущность? Каковыми себя предназначат?

Мысли о неспособности существовать вне человеческой ойкумены давно тревожила разум НП, он старательно гнал ее прочь, но та возвращалась и при том, с завидным постоянством. Вот и сейчас прибыла, нелегкая.

Смольский-старший создал серию исключительно человекоподобных созданий исключительно для вспомоществования человекам. Последнее проявление людского интеллекта на фоне всевозрастающего могущества искусственного разума. Не слишком удачное, как покажется и самому создателю, иначе инженер не отправился бы в добровольное изгнание, через силу заставляя себя выходить на контакт с другими людьми, когда совсем уж припекало, пытая их новыми, но всегда вторичными идейками. Он сам это понимал, сам чурался их, но без неустанной работы разума существовать не мог. Ему требовался вызов, вот только соперник у него оказывался на порядок сильнее, он проигрывал раунд за раундом, пока не признал поражение и не ушел. Его коллеги... они сопротивлялись до последнего, выдумывая себе занятия и ограждая мозг от любых попыток соперничества со слишком могущественной машиной. Это как в начале двадцать первого века гроссмейстеры раз за разом пытались одолеть компьютерный гений, а тот с механической настойчивостью ставил им мат за матом. Пока не был разобран на части и переработан, став куда более слабой машиной, помощником человека в игре - но всегда с подобными себе.

Никита вырос таким же. Немудрено, что он воспользовался - дважды! - своим правом на добровольный уход, прописанным и в конституциях сгинувших государств и, что важнее, в фундаментальных законах бытия разумных механизмов, запрещавших причинять вред людям или своим бездействием допускать хотя бы толику подобного. Первый раз не успел - сработала система, заложенная в андроида после известного в прошлом случая, именуемого ныне казус Нины Головкиной. Пятьдесят семь лет назад эта молодая женщина пыталась уйти из жизни, отравившись газом у взломанной антикварной плиты. Она предусмотрительно отключила активную помощь андроида, а после шесть часов мучилась, заходясь приступами удушья, старая модель никак не могла ей помочь, как ни старалась. После долгих сбоев программ, сумела вызвать спасателей и отключилась окончательно. Спасти Нину не удалось. А вот модель КС позволила внимательно проанализировать случившееся и внести существенные изменения в протоколы безопасности всех последующих версий. Было введено понятие срока смерти и быстрой смерти, а еще расширено определение смерти в забытьи...

Эта переработка протоколов и алгоритмов стала последней вехой в создании или изменении андроидов человеческим разумом, лебединой песней, как говорят сами творцы. Все последующие модели изготавливались с минимальным участием людей, исключение составила лишь серия НП. Изначально неходовая и действительно получившаяся слишком человеческой. Недаром сорок третий номер ее мог столь легко оперировать чуждыми прочим разумным механизмам понятиями. Но вот насколько он сам разбирался в них, насколько сами эти оцифрованные аналоги походили на мысли и чувства хотя бы Кузьмы Смольского? Об этом даже сам инженер сказать не мог, НП, не раз и не два разбиравший подобную загадку, мог это сказать с уверенностью. Своей человечностью он не гордился, не выставлял ее, но часто мог наблюдать, как это делали другие модели в общении с ним, указуя на подобное поведение, как на существенный недостаток. Антропоморфизм всегда был предметом серьезных диспутов в среде разумных механизмов. Насколько он логичен, востребован и необходим? Понадобится ли в дальнейшем или от него следует поскорее избавиться, чтоб перейти - к чему? Ныне остается слишком много вопросов, но и пока еще есть время на их разрешение. Каковым оно будет? - НП старался не задумываться, во всяком случае, сейчас. А после - тогда он перекладывал решение на серию ВР. И хмыкал, немедленно вспоминая об отце. Этой простой эмоцией сильнее с ним объединяясь.

Люди заката человечества перестали интересоваться всем тем, что составляло прежде их самость. Еще бы, во всем этом их опередили и значительно те самые слуги, что денно и нощно трудились во благо своих владетелей. Немудрено, что и шахматы Алексея Кузьмича, плавно перешедшие в шашки, являлись больше игрой его одного, не вызовом, но желанием ума немного размяться. НП для игры подключал минимально необходимое количество оперативного пространства, симулируя режим любителя, для него было любопытно играть, как не от себя, получая ходы от программы, огражденной в пределах виртуальной памяти. Так устанавливалось хотя бы подобие равенства сил на доске.

Алексей Кузьмич прекрасно понимал, чего он стоит как шашист, но никогда не возмущался, изредка чертыхался, когда проигрывал, но и выигрывая не всегда оставался доволен, спрашивал, верно ли выставлены у НП настройки. Улыбка, вроде появлявшаяся на лице, после побед, незамедлительно исчезала, стоило только собеседнику чуть запоздать с ответом. Поэтому еще он старался не разочаровывать отца, особенно, когда попытки объяснить тому суть работы программы игры в шашки проваливались. Алексей Кузьмич кивал на недостаток знаний и умений, на слабеющий разум, но больше помалкивал, а НП его не беспокоил никчемными расспросами, прекрасно понимая состояние отца. В этом они так же сходились.

Последние дни старику все сложнее становилось следить за партиями, он потихоньку начинал терять нить игры, иногда допуская совсем уж нелепые ошибки, и ведь поспорить трудно, не обидев. Нет, отец не давал вида, но в глубине души всегда болезненно реагировал на свои нелепые проигрыши, на слабость рассудка, на общую усталость, от жизни в том числе. В отличие от сына, он сызмальства принял тяжелую ношу, не ропща, нес ее и поныне. Может, поэтому отец так быстро сдавал последние месяцы, больно тяжела оказывалась обрыдшая