у меня, когда я понимаю, что под этими колготками на ней нет стрингов.

Я знал, что так и будет.

— Атти…

Боже. Слышать, как она так произносит мое имя после такого долгого времени, для меня как укол героина в организм.

Я знаю, она чувствует, как сильно прижимает меня к своей заднице, и мне требуется все мое мужество, чтобы не вонзить зубы ей в шею и не обоссать ее прямо здесь. Чтобы пометить ее как мою, чтобы все видели.

Потому что она такая и есть.

— Моя, — шепчу я ей на ухо, закрывая глаза, когда тихий всхлип срывается с ее губ. — Черт возьми, малышка. Я так сильно скучал по тебе.

— Атти, не делай этого.

Придя в себя, я обхватываю пальцами ее горло и веду ее вперед, не сдаваясь, когда она пытается освободиться.

— Ты скучала по мне? — медленно выдыхаю я, мои зубы прижимаются к ее лицу.

Она ничего не говорит.

Я сжимаю ее горло сильнее, и она сглатывает, впиваясь острыми черными ногтями в мое запястье. Злобная маленькая сучка царапает меня достаточно сильно, чтобы пустить кровь, но мне все равно. Мне нравится, как она царапает меня. Я люблю в ней все, черт возьми, даже когда это причиняет боль.

— Детка, ответь на вопрос.

— Нет, — хрипит она, пытаясь отдышаться.

— Нет, ты не скучала по мне, или нет, ты не ответишь на вопрос?

Снова тишина.

Я теряю терпение и поднимаю ее с земли, держа за талию и шею.

— Эй, — рявкает Энди, догоняя нас, и упирает руки в бока, когда я останавливаюсь и приподнимаю бровь, глядя на нее. — Аттикус, что ты… Как…?

— Выкладывай, малышка, — говорю я, когда она продолжает запинаться на собственных словах, без сомнения, шокированная тем, что видит меня здесь. — У нас в запасе не вся ночь.

— Не называй меня так, — огрызается она на этот раз, всегда такая чувствительная. — И не смей причинять ей боль, — добавляет она, я полагаю, имея в виду Вайолет.

— Но ей нравится, когда я причиняю боль, — говорю я, ухмыляясь, когда беру зубами мочку уха Вайолет, прикусываю ее, заставляя ее взвизгнуть. — Скажи ей, детка.

— Ви? — Спрашивает Энди, теперь игнорируя меня. — Что мне делать?

Слезы, которые я видел в глазах Вайолет раньше, наконец-то падают, и она издает сдавленный звук, сворачиваясь калачиком и прижимая мою руку к своему лицу, а другой рукой проводит пальцами по моим волосам. Она все еще стоит ко мне спиной, но она цепляется за меня, как будто боится, что я вот-вот растворюсь в воздухе в любую секунду, и это разбивает мое гребаное сердце.

Взгляд Энди смягчается, когда она наблюдает, как ее лучшая подруга разваливается на части, а затем она кивает и наклоняет ко мне подбородок, молча говоря мне пойти собрать ее обратно. Она предлагает мне бутылку текилы, и я отпускаю лицо Вайолет, чтобы забрать ее у нее, держа ее между пальцами, пока уношу Вайолет подальше от всех этих любопытных ублюдков, пялящихся на нас. Они достаточно умны, чтобы не смотреть на нее ниже шеи, потому что, если бы они это сделали, она бы глотала их засохшую кровь позже, когда я засовывал бы пальцы ей в горло.

Музыка стихает по мере того, как я иду дальше, и я едва слышу ее, когда нахожу для нас уединенное место посреди леса. Я ставлю Вайолет на ноги и прислоняю ее спиной к дереву, заполняя ее пространство и убирая ее мягкие волосы за уши.

— Вайолет, — шепчу я, проводя большими пальцами по красной краске на ее губах, размазывая ее по заплаканным щекам. — Не плачь, красотка. Теперь я здесь.

— Прекрати это, — выдыхает она, отводя мои руки от своего лица.

— Ви—

— Нет, Атти. Я не могу сделать это прямо сейчас.

— Нет? — Спрашиваю я, слегка улыбаясь возвращающемуся в ее глаза огню. — Почему нет?

— Почему ты здесь?

— Это и моя вечеринка тоже, помнишь? — Мои глаза останавливаются на ожерелье, которое на ней надето — моем ожерелье — и я вытаскиваю его из ее блузки, наматывая на кулак.

— Я имела в виду, как ты здесь оказался? Когда ты вышел?

— Сегодня, — говорю я ей, качая головой, когда ее ноздри раздуваются, как будто она думает, что ее разыграли ее собственные друзья. — Никто не знал, что я приду. Даже Феникс. Я хотел сделать тебе сюрприз.

Она глубоко вдыхает, и я использую цепочку, чтобы притянуть ее к себе, и облизываю ее нижнюю губу, стискивая челюсть, когда она дает мне пощечину достаточно сильно, чтобы оставить след.

— Если кто-то здесь и разозлится, так это я. — Я снова обхватываю ее рукой за горло, заставляя поднять глаза и встретиться с моими. — Семь месяцев. Семь гребаных месяцев, Вайолет. Ты чуть не убила меня.

— Ты это заслужил.

— Ты маленькая сучка.

Она снова дает мне пощечину, и я хватаю ее за запястья, прижимая их к дереву над ее головой.

— Отпусти меня.

— Нет, пока ты не поцелуешь меня.

— Пошел ты.

Я наклоняю голову и коленом раздвигаю ее ноги, прижимаясь своими бедрами к ее, наслаждаясь тем, как приоткрываются ее губы, когда я трусь членом о ее киску.

— Поцелуй меня.

— Нет.

— Скажи мне, что ты скучала по мне.

— Нет.

Меня по-настоящему тошнит от этого слова, я поднимаю ее запястья одной рукой и беру за подбородок, удерживая ее голову неподвижно и прижимаясь своим лбом к ее.

Ее глаза широко открыты, и она снова смотрит на меня, изучая белую краску, покрывающую всю правую сторону моего лица, черные пятна вокруг моего глаза и жуткую красную улыбку, пересекающую мой рот, которая соответствует ее.

— Скажи мне, что любишь меня.

— Нет, — хрипит она. — Я перестала давным-давно.

Я моргаю от этого, немного отстраняясь. — Ты лжешь.

— Ты так думаешь? — Она ухмыляется, заставая меня врасплох, и этого достаточно, чтобы отвлечь меня от зрелища, как она поднимает колено и бьет меня по яйцам.

— Гребаная пизда, — рычу я, не