Он ловко схватил меня за руку, притянул к себе и прошептал прямо в ухо:

– И тебя сожрут!

Пьяница вновь зашелся кашлем, я с отвращением оттолкнул его, и он будто в тот же миг протрезвел. Покачал головой и подмигнул мне уцелевшим желтым глазом.

– Козел! – сказал я тихо и прошел мимо светящейся таблички «Участковый пункт полиции №34».

Единственный открытый кабинет занимал уставший капитан в рубашке с коротким рукавом и темными разводами подмышками. Он что-то писал на сером листе бумаги, шевеля при этом губами.

– Можно? – спросил я, переминаясь у входа с ноги на ногу.

Он оторвался от письма и взглянул на меня.

– Хочу сообщить о преступлении, – сказал я уже более твердо.

Капитан вернулся к своей бумаге.

– Ну. Сообщайте.

Я посмотрел на стены его крохотного кабинета. В углу, над старым, еще времен СССР сейфе, висел плакат, такой же старый как и сейф: милиционер в форменной фуражке с воодушевленным лицом принимает заявление у счастливой старушки в синем платочке, при этом одновременно записывает ее показания перьевой ручкой. «МИЛИЦИЯ – СЛУГА НАРОДА» – гласила надпись на плакате. И прямо по центру расшифровка: «ЧУТКО ОТНОСИТЬСЯ К ЖАЛОБАМ И ЗАЯВЛЕНИЕМ ТРУДЯЩИХСЯ».

– Я знаю, кто убил тех девочек, что пропали в саду полгода назад.

Мне показалось, что милиционер с плаката перестал улыбаться старушке и перевел взгляд на меня. Я тут же невольно почувствовал себя тем самым преступником.

Однако, капитан отреагировал более сдержанно. Он закончил свое сочинение, отложил шариковую ручку и снова посмотрел на меня, явно оценивая мой уровень трезвости.

– Каких девочек? Кто убил?

– В газете писали и по радио рассказывали. Кажется, у вас… в коридоре висят их портреты… на доске розыска.

– Хм… сестры Нечаевы? В самом деле? – кажется, до него начало доходить. Он чуть привстал, потом снова сел на стул и тот жалобно скрипнул под его излишним весом.

– Я видел голову куклы у человека… в общем… у своего соседа по участку…

– Соседа по участку?

– Ага. Мартын. Фамилию не знаю…

– Ясно. – Капитан встал, подошел ко мне, заглянул мне в глаза и ласково улыбнулся. – А что вы еще там видели? У Мартына?

Я оробел. Не каждый день по собственной воле приходишь в отделение полиции давать показания на убийцу. Что ему сказать?

– Там в подвале у него… в общем, погреб закрыт двумя бочками с керосином… а дом пустой сам, вообще ничего нет. И участок зарос. В подвале… полно насекомых и… – я смотрел за взглядом капитана и понемногу до меня начало доходить, какую чушь я несу… – … и там женщина… – выдавил и умолк, покраснев так сильно, что даже вечерняя жара не смогла скрыть краску с моего лица.

– Небось женку твою этот Мартын за попу хватанул, да? – капитан взял меня за локоть и развернул на сто восемьдесят градусов. – Решил проучить соседа?

– Да нет… – начал я, но тут, за спиной капитана, в зарешетчатом окне всплыла огромная красная луна – такой величины, что я застыл с открытым ртом. Но испугала меня не луна, в конце концов, я читал, что сегодня или завтра должно было случиться суперлуние.

Меня испугало лицо, в которое превратилась Луна. Тяжелое, хмурое и неподвижное.

– Вон, – прошептал я. – Вон он! Смотрите!

Полицейский обернулся. Раздвинутые жалюзи чуть колыхнулись – сквозь открытое окно пахнуло нагретым воздухом, цветением и стрекотом насекомых.

Потом он медленно перевел взгляд на меня.

– Если не хочешь в обезьянник, вали отсюда побыстрее! Понял?

Я попятился, таращась в окно. Но ничего кроме огромной луны там не было.

Полицейский, ругнувшись, захлопнул дверь кабинета.

Когда я вышел наружу, то обнаружил, что и пьяница, и мой велосипед пропали.

Огромная красная луна повисла над безмолвным садом. Ни дуновения ветерка, ни лая потревоженной собаки, ни крика очнувшегося ото сна петуха – все погрузилось в какое-то тягучее оцепенение.

Я повернул голову и увидел лицо капитана – застывшее, будто бы отлитое из воска – он вновь склонился над листом, но теперь ничего не писал – лишь тупо смотрел куда-то сквозь стол.

На всякий случай я обошел опорный пункт, вдруг пьянчужка решил подшутить надо мною и спрятал велосипед поблизости, но ничего не обнаружил.

Подумав, что череда глупостей, которые я совершил за сегодняшний день начинает превышать все мыслимые пределы, я включил фонарик и в тот же миг отшатнулся. Прямо передо мной стоял Мартын.

– Ты совершил большую ошибку, – сказал он сквозь зубы. – А ведь я тебя предупреждал…

На его голове – до самых плеч и даже ниже была странная сетка, от которой смердело так, что меня чуть не вырвало, а в его руке я заметил огромный мачете, который в наших краях используют для скашивания травы. Широкое лезвие сияло кровавым блеском.

Я медленно попятился, но Мартын лишь криво усмехнулся.

– Оглянись, идиот.

Сейчас он меня зарубит. Это, конечно, он, – тот самый маньяк, которого ищет уже полгода вся полиция города. Страх и инстинкт самосохранения все же пересилил – в конце концов, позади меня находился полицейский и я мог попытаться сделать знак, крикнуть, кинуть что-нибудь в окно.

Однако, поворачивая голову, еще не охватив взглядом происходящее за окном опорняка, я понял, что там творится что-то неладное.

И дело не в том, что капитан продолжал сидеть в той же странной застывшей позе, хотя вроде бы, собирался уже уходить. И даже не в том, что стакан с водой, стоящий перед ним, теперь лежал, а вода из него вытекла, оставив на листе расплывающиеся следы фиолетовых чернил.

Ужаснуло, буквально повергло в шок меня другое – темная от пота рубашка капитана теперь была почти черной – от облепивших его насекомых, которые беззвучно шевелились и деловито хлопали маленькими крылышками. Его голова покоилась на груди и… Я не мог на это больше смотреть и отвел взгляд.

Трубка телефона, свисая со стола на длинным витом проводе, медленно покачивалась. Даже отсюда, с расстояния четырех или пяти метров я слышал короткие безнадежные гудки.

– Значит… он… – прошептал я.

– Не успел, – ответил Мартын.

Теперь мне нечего было терять. Мартын следил за мной от самого дома – я должен был это предусмотреть, но от волнения, когда выводил велосипед, даже не оглянулся.

– Так это ты его… ты его зарезал?

Теперь я заметил, что и на улице насекомых стало ощутимо больше. Обычно в жаркую летнюю ночь от них