– Что там? – спросил я у соседа, обливаясь потом.

Он потянул воздух носом.

– Керосин, разве не чуешь?

Да, это был чистый керосин. В какофонии и буйстве запахов, витающих по дому, я не сразу выделил характерную примесь.

– Ты сумасшедший, – вырвалось у меня, когда мы поставили бочку и принялись за вторую.

– Да, – легко согласился Мартын. – Аккуратнее давай! – прикрикнул он.

Мы отбуксировали бочки из закутка и тут я увидел, что на месте, где они стояли, меж двух светлых кругов располагается окованная железом крышка погреба.

Там-то он меня и грохнет, – пронеслась мысль, и я еле унял дрожь в ногах.

– На, хлебни, – Мартын словно услышал мои мысли и протянул какую-то мутную флягу. – Пригодится.

Я не стал открещиваться, приложился губами к горлышку и крякнул от крепости напитка. Огненная вода заполонила мои внутренности, но вместе с ней и унялась дрожь.

– То-то, – сказал сосед. – Так будет лучше.

– Кому? – спросил я.

– Сейчас все увидишь.

Он взял в углу палку с намотанной на конце паклей, зажег ее и протянул мне.

– Свети, – сказал он. – Я пойду первым, постарайся ничего не поджечь.

Огонь опасно потрескивал и дымил. Честно говоря, смотрелось все это внутри дома слишком опасно.

Мартын взялся за массивную ручку, потянул. Крышка не поддалась ни на миллиметр. Тогда он приложился к ней двумя руками, словно заправский гиревик, поднатужился, побагровел и только тогда крышка поддалась – сначала как бы нехотя, потом ее пасть с противным скрипом раззилась целиком.

Из подвала пахнуло холодом, сыростью и все тем же знакомым запахом.

Мартын прикрепил крышку защелкой к стене, показал жестом на черный глаз хода, потом взял у меня факел и принялся спускаться по невидимой лестнице.

Когда он скрылся полностью, я подумал, что настал тот самый момент, чтобы закрыть эту чертову крышку, заблокировать ее бочкой и вызвать полицию. Но почему-то вместо этого я подошел к краю лаза, нащупал лестницу ногой и принялся спускаться.

В чем же подвох? – думал я. Хочет показать трофеи, похвастаться и потом уже попробовать прибить меня? Странное ощущение – понимать, что по собственной воле лезешь в уготованную тебе ловушку и исполняешь любую прихоть маньяка.

Я спустился и посмотрел на Мартына. Отблески факела на его лице выглядели пугающе. В глазах плясал сумасшедший огонек.

Не отрываясь, Мартын на что-то смотрел.

Я глянул в ту же сторону и обомлел.

Погреб был перегорожен пополам плексигласовым стеклом, толстым и довольно мутным. За ним, на той, другой стороне, словно живой, шевелился ковер насекомых.

– Господи… – прошептал я, не в силах сдвинуться с места.

Мартын тем временем подошел ближе к стеклу. Факел теперь ярче высвечивал происходящее по ту сторону и когда я увидел ее, волосы на голове встали дыбом.

Там, в глубине погреба, на каком-то подобии кресла сидело огромное насекомое… или же… это было не насекомое, а…

Я быстро взглянул на Мартына. Неотрывно он смотрел на женщину за прозрачной ширмой.

– Это моя… жена, – одними губами сказал Мартын. – То, что от нее осталось. Я не смог убить ее.

Я подошел ближе. Женщина, а это, несомненно, была женщина – сидела в коконе из паутины и какой-то слизи. Завидев свет, точно очнувшись от какой-то дремы, она медленно повернула голову на свет. Я не сомневался, что она увидела нас и… я не ожидал, что все произойдет так быстро! – прыгнула на стекло с такой проворностью и яростью, что я не удержался и упал навзничь, ударившись локтем о бетонный пол.

Плексиглас задрожал под ее массой, но выдержал.

Как в тумане я видел ее мохнатые лапки, прочно вцепившиеся в стекло.

Мартын стоял прямо перед ней и беззвучно плакал.

Слезы стекали по его щекам, их темные следы, точно янтарная смола въедались в испещренную оспинами кожу.

В углу погреба на той стороне я увидел разгрызенную голову куклы. Один ее уцелевший глаз весело помаргивал, другой смотрел пустой глазницей прямо перед собой.

Мартын вздохнул, вытер рукавом куртки слезы и повернулся ко мне.

– Понял? – спросил он тихо. – Понял, что тебя ждет?

Непонимающе я завертел головой, но потом, в следующее мгновение картинка паззла сошлась, и я замер, не в силах пошевелиться.

– Она… то есть, моя…

Мартын кивнул.

– Да.

С минуту мы смотрели друг на друга в полной тишине, если конечно считать тишиной глухой стрекот крыльев тысяч насекомых с той стороны перегородки.

– И что же мне делать? – свой голос я услышал словно со стороны – настолько он изменился.

Мартын нагнулся, выдвинул какое-то подобие ящика у самого пола, насыпал туда крупы из железной банки и задвинул назад.

Насекомые в клетке тотчас ринулись на еду. Их мельтешащие крылья вызвали во мне приступ головокружения и дурноты.

– Не повторять моей ошибки, – сказал он глухим голосом и закрыл лицо руками.

Когда мы поднялись наверх и поставили бочки на место, меня не нужно было снова упрашивать глотнуть из фляги.

– Все запомнил? – спросил Мартын в очередной раз.

– Да, – ответил я.

Хотя вовсе не был в этом уверен.

Здоровенное ведро, доверху наполненное спелыми пахучими грушами, казалось неподъемным. Дурманящий запах плодов кружил голову. Все, что я услышал от странного соседа, лицо которого было покрыто крупными словно рытвины оспинами, казалось невозможным, не имеющим ко мне никакого отношения.

Дернул же меня черт выкапывать эти корни. Росли бы себе и росли. Соседу, похоже все равно – думал я, глядя на запущенный участок, утопающий в высокой траве.

Однако мысли упрямо возвращались в темный подвал, за мутную перегородку, где я увидел нечто, повергнувшее меня в ужас.

Летний день шел на спад. На землю опускалась долгожданная тень. Вечерняя благодать, напоенная криками снующих ласточек в бездонной высоте закатного неба, стрекотом неугомонных сверчков, шепотом уставших листьев, стуком топора где-то вдалеке – все это уже не казалось мне таким знакомым и родным как прежде.

«Что же делать?» – мысль неотступно сверлила мозг, пока я, практически через силу, плелся к собственной калитке. Может быть, жена куда-нибудь ушла? Было бы хорошо. В магазин, или… в аптеку, например.

Я тут же подумал, что Оксана с какого-то момента практически перестала ходить в аптеку. По крайней мере, я не смог вспомнить ни одного раза, когда ей вдруг понадобилось какое-нибудь лекарство. Она также резко, без каких-либо внешних воздействий, стала вегетарианкой. Впрочем, меня за собой не тянула, и я как-то не обращал на это новомодное увлечение особого внимания.

Я открыл калитку, прошел к дому и только собрался поставить ведро на землю, как что-ты выскочило из-под куста