— Машину с сиреной? — спросил Дмитрий. В голосе чувствовалась ирония.

— Без сирены. Но с крепким сотрудником.

— Понял.

— Да вы что? Спятили? Не нужны никакие крепкие сотрудники! Я никуда не убегу. Это же настоящий цирк! Вести меня под конвоем! — девица готова была разревется. И Филин ее пожалел.

— Машина будет ждать на стоянке. А мы с вами выйдем, как старые друзья.

— Этого еще не хватало, — зло прошептала Матильда и стала звонить по телефону. По нормальному телефону, что стоял на маленькой тумбочке рядом с необъятным письменным столом.

Через несколько минут в приемной появилась женщина средних лет с наглыми глазами.

— Фаина, я отлучусь на некоторое время, посиди в приемной. Мало ли что? Ты здесь все знаешь.

Фаина с интересом смотрела на Филина. Только сейчас он заметил, что женщине надо бы было носить платье на размер побольше. Все ее «богатство» просто просилось на волю. А наглые, почти черные глаза смотрели с вызовом:

— Некоторое время — это сколько? — спросила она, пристально разглядывая Евгения. У того вдруг зачесались ладони. Говорят, если правая — то получать денежку, если левая — отдавать. У Филина зачесались обе. Но он сдержался. До пощечины дело не дошло.

В Управлении Матильду было не узнать. Она сидела потупив глаза и сложив красивые узкие ладони на коленях. На прекрасном синем фоне платья они смотрелись очень выигрышно. Может быть, так и было задумано?

— Вы уж извините нас за то, что привезли в Управление, — сказал мягким тихим голосом полковник. — Разве мужчины могут понять женские… Даже не знаю, как и назвать? Причуды, что ли?

Филин кипел от злости. Во-первых, эта чертова секретарша собиралась его надуть. Во-вторых, грозилась вызвать охрану, что бы его обыскать. И теперь сидит, как святая, и вешает лапшу на большие уши начальства! А начальство разводит с нею всякие там шерочки-машерочки, вместо того чтобы проявить характер. Уж он бы поговорил с ней всерьез! Правда, ничего этого нельзя было прочесть на его симпатичном, располагающем лице, — как часто оно вводило в заблуждение свидетелей и подследственных! — Евгений умел сдерживаться.

— А как же так получилось, что папка оказалась пустая? — спросил Розов. — У вас есть свои предположения?

Девушка подняла голову и развела руки.

— Вы по-прежнему грешите на сотрудника, который к вам приходил? — он кивнул на Евгения. — На старшего лейтенанта Филина?

— Наверное, я погорячилась. Это так неожиданно. У нас никогда ничего не пропадало.

— А кроме вас кто еще заходит в архив?

— Никто. — Она задумалась. — Может быть, Фаина? Это женщина, которая иногда меня подменяет. Очень редко. Да, но ключ-то от архива всегда со мной.

— А начальник Управления? — полковник покосился на лежащую перед ним бумажку. — Шаляпин?

Матильда слегка порозовела.

— Он в такие дела не вникает.

— Куда же делось содержимое папки? Кому понадобились эти бумажки? Мы, конечно, проверим все пальчики в архиве…

— Иногда приходят сотрудники за справками о стаже, — сказала Матильда, — но в архив захожу только я. Потом снимаю копии, печатаю справки.

— А в этой папке… В личном деле Бубнова, какие могли быть документы?

— Не знаю. Как и у всех… Копии характеристик, благодарности, приказы о переводе на новые должности. Вы же понимаете… У вас, наверное, так же?

— Кому-то все это понадобилось, — задумчиво произнес полковник. — И неожиданно спросил: — А вы давно в этой конторе… в этом Управлении служите?

— Два года.

— Приличный срок, приличный. Можно во всем разобраться. — Ушан задумчиво смотрел на Матильду. — Автобиографии, наверное, в делах тоже есть?

— Наверное. Но меня про них никто не спрашивал.

Ушан перевел взгляд на притихшего Филина и опять поинтересовался бывшим жильцом сорок первой квартиры:

— А Бубнов разве никакие справки у вас не просил?

Вопрос этот вогнал Матильду в ступор. До сих пор она старалась не смотреть в сторону Филина, а теперь уставилась на него. Словно просила помощи.

— Вы не расслышали вопрос или не поняли меня?

Матильда молчала.

— Ну же, ну! Разродитесь, наконец, милая девушка.

Филин ревниво отметил, что на этот раз секретарша не рассердилась на «милую девушку». «Красивые девушки хорошо знают разницу между полковниками и старшими лейтенантами», — подумал он.

Матильда опустила голову на руки.

Филин подумал: сейчас она заплачет. Не заплачет, а зарыдает. Но девушка тут же подняла голову и в упор уставилась на Ушана. Глаза у нее были сухие и не казались уже Евгению такими черными, как раньше. А губы были так крепко сжаты, что превратились в тонкую линию.

— Никогда Бубнов не просил у меня папку с личным делом. Ни-ко-гда! Все это ерунда! Чей-то навет. И вы ничего не докажете. А мои «пальчики» вы можете найти где угодно! Я же там работаю. Вот и все, что я могу сказать! Все!

— Ну-ну! — сказал полковник. — Кофейку не хотите?

— Не хочу… — Она вдруг презрительно усмехнулась. — Была не была! Теперь уже все равно! Брал Бубнов свое личное дело! Упрашивал, чтобы я показала. Говорил, что позабыл что-то. Только посмотрит и вернет. Очень просил, — сказала Матильда и заплакала.

— А кофейку, значит, не хотите? — Матильда замотала головой.

— Ну что же. Успокоитесь, позвоните по этому телефону. — Ушан протянул ей бумажку с номером. Филин успел заметить, что это его номер.

Когда девушка ушла, Филин уставился на полковника. Тот долго молчал, внимательно рассматривая Евгения. Потом вздохнул и сказал с сожалением:

— Молодая деваха. Заводить на нее дело — всю жизнь исковеркаем. Тюрьма не лечит, а калечит. Вот так-то, Женя. А ты не согласен?

— Для нее одна поездка на Петровку на всю жизнь запомнится. Стервочка! А я позлюсь, позлюсь, да и отмякну.

…Прочесали еще раз квартиру Бубнова, но никаких документов из его личного дела не нашли.

— Наверное, сжег, — равнодушно сказал полковник.

— А пепел развеял по ветру?

Евгению было обидно, что начальство так равнодушно отнеслось к его стараниям.

— Матильду еще раз привезти на Петровку?

— Зачем? Не люблю плаксивых дам, — махнул рукой Розов.

Улочка оказалась в самом центре Москвы, не то чтобы очень узкая, но и не широкая. Уютная и чистенькая. Таким же чистеньким был и вход в институт. Намытые стекла сверкали, и капитан подумал о том, что в Центре, наверное, за грязь намыливают шеи дворников. Не то что в том доме, где произошло убийство.

Но вестибюль его разочаровал. Здесь было темно и пустынно. Только за небольшим столиком горела настольная лампа и мужчина неопределенного возраста читал толстую, потрепанную книгу. Наверное, книга была интересной, потому что мужчина даже не поднял головы, когда вошел Якушевский.