Они перебежали улицу и осмотрелись. В скверике было совсем мало народу, почти все скамейки пустовали.

— Присядем? — показал капитан на одну из них. Огромный куст цветущей сирени шатром нависал над ней.

— Ой как красиво! — сказала Лидия Павловна. — А у нас криминальные разговоры. Правда?

— Правда. Так сядем или нет?

— Конечно сядем. Хоть я и спешу…

Она подстелила под свою белую юбку платочек и осторожно села.

— А вы? У вас есть что подстелить?

— Обойдусь. — Якушевский сел и сказал: — Ну, выкладывайте, чего он там пел?

Он специально говорил грубовато, потому что боялся опять сказануть что-нибудь вроде «миленького голоска».

— Он пел «пошел купаться Апулей». А ведь Апулей это писатель? Тот, который про Золотого осла… — Она покраснела.

«Знает кошка, чье мясо съела», — внутренне усмехнулся капитан.

— Нет, Лидия Павловна. Апулей тут ни при чем. Наверное, он пел: «Пошел купаться Уверлей, оставил дома Доротею…»

— Нет, про Доротею он не пел. Это я бы запомнила.

Якушевский заулыбался. И расслабился. Он уже был уверен, что незнакомец пел эту редко встречающую в наше время песню про незадачливого Уверлея, а, значит, шансы найти его возрастали. Это вам не какая-нибудь общеизвестная лабуда, вроде «бу-бу-бу-ру-ру-ру».

— Вы довольны? — спросила Князева.

— Еще как! Готов вас расцеловать.

— Ну, нет! — запротестовала она. — Вы что? Смеетесь?

— Да шучу, шучу. — Капитан смотрел на девушку и улыбался. — А что, так противно?

— А я еще и номер машины запомнила, — не ответив на его вопрос, сказала Лидия Павловна. — Ну не весь… только слова.

— Какие? — посерьезнел Якушевский.

— Очень запоминающееся. Аут.

— Ну, молодчина, ну, молодчина! Вы подумайте, может, еще чего-нибудь вспомните. Телефон вы знаете.

— Не получится. Я завтра в поле уезжаю. Не телеграмму же давать?

— Уезжаете в поле… В какое поле?

— У меня работа такая. Летом в экспедицию еду. На Вологодчину. Сказки и присказки собирать.

— Так вы работаете?

— А вы что думали? Я как птичка Божья? В Институте русского языка деньги зарабатываю. У меня даже кандидатская степень есть, — похвасталась она.

— Вот бы я за сказками с вами поехал, — изумленно качая головой, сказал Якушевский. — Ну, просто поскакал, вместо того чтобы отморозков ловить.

Наверное, минуту или даже больше они сидели молча. Он смотрел на Князеву восхищенно. А она на него внимательно и с интересом.

— Да ведь это опасно, — сказал он наконец. И нахмурился.

— Опасно сказки собирать? Или присказки?

— Смешно? Вы же видели этого человека? А, значит, и он вас видел. И он знает, где вы живете. Вдруг он рванет за вами? Или пошлет кого-то?

— На деревню к дедушке?

— К бабушке! — буркнул капитан. Он пытался теперь говорить помягче, но у него это никак не получалось. И Дмитрий сердился от того, что она превращает все в шутки.

— У вас билет уже есть?

— Конечно. Теперь все следует делать заранее. И паспорт предъявлять как на самолет. А вы не знали? — спросила она с усмешкой.

— С вами про все забудешь.

— А вам нельзя забывать. Вы же все-таки в угрозыске работаете. — Князева явно забавлялась, глядя, как он сердится. Ее голубые-голубые глаза смотрели на капитана с ласковой иронией. Он ей такой нравился. Каждый бы это заметил, но только не сам Якушевский.

Первый визит Филин нанес на Ленинградский вокзал. Там когда-то работал Иван Семенович Бубнов — жилец и единственный — бывший — владелец сороковой квартиры. Так, по крайней мере, следовало из документов, которые нашли сыщики.

Припарковаться у вокзала было невозможно — пришлось искать место на проспекте. Евгений с трудом приткнул свой «логан» в плотном ряду «навороченных» автомобилей. «Попотеют», выезжая со стоянки, усмехнулся Филин, с трудом выбираясь из салона.

Иван Семенович работал начальником планового отдела пассажирских перевозок. Дежурная в зале ожидания понятия не имела, где находится этот плановый отдел. Ее форменная фуражка сидела залихватски на седеющей голове, но лицо было усталое, и глаза-щелочки все время пытались закрыться. Наверное, дежурная провела в этом красивом мраморном зале всю ночь. Не знали, где находится плановый отдел пассажирских перевозок и кассирши билетных касс. И только восточный человек с большой бляхой на белом переднике и с груженной чемоданами тачкой, показал Филину дорожку вдоль платформы:

— Туда, туда! Иди прямо, придешь. Быстро придешь.

И Филин пришел в старенькое кирпичное здание. У подъезда стояла одна-единственная машина. Красная «бугатти». Номер у нее был простенький — 004. И буквы: АУТ.

Как ни странно на первом этаже не было ни одной двери, и Евгений поднялся на второй. На новеньких, обитых светлой клеенкой, дверях красовалась вывеска: «Плановый отдел».

В большом зале сидело человек двадцать женщин. Вглядываясь в экраны компьютеров, они с умным видом морщили лобики и что-то выискивали среди схем и рядов цифр.

Глядя на это цифровое «половодье», Евгений на мгновенье зажмурился.

И, открыв глаза, спросил у ближайшей дамы:

— А где сидит начальство?

Дама молча показала куда-то в угол зала.

Начальство сидело в маленьком кабинетике, на дверях которого была привинчена красивая вывеска: «Бубнов И. С.».

«Не спешат поменять вывеску, — подумал Филин. — А может быть, еще не знают? Да нет, пошел уже третий день, как его прикончили». Он постучал в дверь, а так как никто не откликнулся, нажал на ручку и вошел.

Из-за экрана компьютера выглядывало молодое, симпатичное лицо. Все бы хорошо, но голова была совсем лысая. Хоть шаром покати. Ну, прямо «дядя Ося голова босиком». Фразу эту Евгений где-то слышал. Но вот где, вспомнить не мог. Да не очень-то и старался вспомнить.

— Чем могу помочь? — спросил лысый молодой человек.

— Я из уголовного розыска, — представился Филин. И, улыбнувшись, слегка развел руками. Дескать, так уж получилось. Извините.

Он подошел к столу и, не дождавшись приглашения, сел.

— Хотел бы получить от вас кой-какие сведения.

— Какие, например?

— Почитать некоторые личные дела. Поспрашивать вас.

— А документики у вас имеются? — Молодой человек говорил вальяжным баском, слегка покровительственным. Наверное, лысая голова придавала ему чувство уверенности. Хотя он и знал наверняка, что «документики» имеются. А Евгения покровительственный тон собеседника всегда раздражал. Ему хотелось в ответ дерзить. Но он умел сдерживаться. Особенно в таких случаях, ведь это ему нужны были сведения.

Филин достал из кармашка служебное удостоверение, показал молодому человеку. И вспомнил преподавателя латинского языка. У того по голове тоже было хоть шаром покати. Но препод так стригся. Под ноль. И ему было за семьдесят. Он всегда говорил студентам:

— Мне уже столько лет. А лысина отсутствует. Почему, догадайтесь.

Студенты смеялись. Стоило всю жизнь проходить без волос, чтобы потом похваляться отсутствием лысины.

— Вы, конечно, знаете,