Не обошлось без колебаний и сомнений: каковы последствия домогательства шкурного интереса? Подобное деяние может привести только к ущербу другим, или же содержит оно общеприбыточную составную часть? Затруднения мыслителей совершенно естественны и ничуть не удивительны. В самом деле, разве существуют в мире однозначные явления? Как истолкуешь, так и аттестуешь!

О коллективной пользе рассуждали, оценивая реальные последствия. Вот, скажем, если некто достигнет своей вожделенной выгоды, то кого именно порадует результат? И велико ли будет число облагодетельствованных? А многие ли понесут урон, и в чем он выразится? Кого и что следует предпочесть? Ответы на эти простые на первый взгляд вопросы требовали немалой находчивости и хорошего владения словом. Всем сразу не угодишь — ведь от пользы до справедливости путь далек, как от земли до луны! Конкретный ход мысли бывал в помощь искателям истины.

Утвердились крайние и серединные мнения. Одни говорили, мол, кто старается для себя, тот умерщвляет великодушие в сердце. Натуры художественные утверждали, что каждый творец должен преследовать собственную корысть, а, иначе, ему не создать достойных творений. Появилось даже такое оригинальное представление, будто радение об единоличной выгоде есть признак малой любви к своей персоне.

Короче говоря, суждения на сей предмет весьма многообразны и удовлетворят любой вкус. Это обстоятельство дает надежду всякому, от эгоиста до альтруиста, найти для себя научные основания для благоприятной самооценки.

Мы с вами, дорогие читатели, не будем соблазняться попытками решить проблему. Вспомним слова поэта: “Мы не знаем, кто тут прав, — пусть другие то решают…” Давайте-ка лучше воспользуемся отмеченным многообразием конкретных примеров и постараемся применить их к сравнительному анализу умонастроений и намерений наших героев — ведь и дяде, и племяннику не чужды себялюбивые порывы.

Если говорить об Акиве, то, как может показаться, им руководят только две вещи — любовь к мамоне и тщеславие. Сие верно в том смысле, что эти стимулы сильны в нем и рулят его умом и сердцем. Но ошибочно полагать, будто бы ниппурский дознаватель не имеет никаких иных побуждений и равнодушен к благу единоверцев. Он вовсе не глух к голосу крови и слышит его, хоть и не столь явственно, как голос золота, но, главное, слышит! К сожалению, до наших современников не дошли сведения о том, в каком направлении действовали на Акиву взгляды его супруги.

Приняв на себя долю в раскрытии причин гибели вавилонского царя, Акива не упускал из виду ту пользу, которую может принести его единоплеменникам установление истины. Он пребывал в уверенности, что, продемонстрировав властям сколь ценен для них один иудей, он тем самым побудит высшие круги и простонародье Вавилонии возлюбить весь иудейский народ. Жизнь показала, был ли Акива прав — то ли целиком, то ли хотя бы отчасти. Или же он крепко заблуждался в своих философических расчетах. Хотя, как говорят, лучше заблуждаться, чем испытать обидное разочарование.

Что касается Даниэля, то сей муж давно миновал возраст, когда сердцу требуется быстрый успех. В бытность сыщиком он изрядно насладился громкими похвалами и щедрыми гонорарами. Блестящий дознаватель, возмужавший Даниэль начал томиться суетной славой. Душа рвалась к новизне. Но кое-что осталось неизменным в светлой голове служителя правосудия: по-прежнему проницательный и неуемный мозг требовал сложных задач и ярких решений.

Став пророком, Даниэль последовательно и упорно трудился над выковыванием репутации мудреца. Он более не прельщался выгодами быстрого, но суетного успеха. Касательно новых воззрений, заметно было, что честолюбие Даниэля ушло с переднего плана и переместилось в область фона, впрочем, не совершенно тусклого. Появилось здоровое равнодушие к достатку. “Не скорая прижизненная слава, но вечная благодарность потомков-единоверцев нужна мне!” — твердил он сам себе.

Даниэль ухватился за предложение Дария расследовать загадочные обстоятельства смерти Валтасара. “Раскрыв тайну, я представлю вавилонского царя гонителем моего народа и осквернителем наших святынь. Тем самым я внесу неоценимый вклад в воспитание моего племени, всеми и всюду теснимого!” — строил планы Даниэль.

Двух целей желал достичь Даниэль: быть полезным единоверцам и выложить фундамент для будущего монумента своей славы. Которая из этих двух целей ведущая, а которая ведомая — вопрос не вполне ясный, пожалуй, дискуссионный.

* * *

В день аудиенции у вавилонского правителя, Акива остановил свою роскошную карету напротив крыльца дома Даниэля. Богатый ниппурский детектив намеревался взять с собою менее состоятельного вавилонского пророка и вместе с ним явиться во дворец.

— Я всю ночь обдумывал предстоящий разговор с Дарием, — сообщил Даниэль, занимая сиденье рядом с Акивой.

— А я, признаться, испытываю нетерпение поскорее увидать царские хоромы, — заметил в ответ Акива.

— Племянник, неужели ты не чувствуешь волнения перед встречей с владыкой великой страны Вавилонии?

— По правде говоря, дядюшка, я ничуть не тревожусь. Ведь Дарий зовет нас, и этим все сказано. Абсолютно ясно, что наши выдающиеся таланты позарез нужны правителю, стало быть, нам не о чем волноваться!

— Ах, молодость — сколько силы и уверенности в ней! — с некоторым оттенком зависти вздохнул Даниэль.

— О нашем визите осведомлены. Гляди, привратник вышел нам на встречу, отворяет городские ворота, низко кланяется!

— Приветливый охранник — хорошая примета при въезде в державную столицу. Уж поверь мне, племянник, я бывал здесь много раз.

— Верю. Мы, кажется, у цели.

* * *

— Мир вам, умнейшие из иудеев! — промолвил Дарий, восседавший на высоком парадном стуле, однако, не на троне.

— Мир тебе, всесильный владыка Востока! — ответил Даниэль, поклонившись ниже, чем он кланялся Валтасару.

— Мир тебе, всесильный владыка Востока! — повторил племянник вслед за дядей, восторженно оглядывая пышное великолепие тронного зала.

— Я вижу, почтенный Даниэль, твоему молодому родственнику нравится у меня! — ухмыльнулся Дарий, — представь мне своего кровника.

— Это — Акива, сын моего покойного брата, — промолвил Даниэль и легонько подтолкнул племянника в спину, чтобы тот поклонился.

— Слава о великом ниппурском дознавателе дошла и до меня, — заметил Дарий, — ты же, почтенный Даниэль — мудрейший из мудрых. Ты далеко превзошел умом всех придворных советников!

— Спасибо, Дарий! — отозвался Даниэль.

— Спасибо, Дарий! — повторил Акива.

— На этом, я думаю, нам пора закончить комплиментарную прелюдию, и перейти к делу, — сказал Дарий.

— В предыдущей беседе со мной, достойный Дарий, ты поручил мне разобраться с причиной смерти Валтасара. Я просил твоего согласия привлечь к делу племянника. Идея была одобрена тобою. И вот мы с Акивой находимся здесь, чтобы выслушать из твоих уст напутствие и новые пожелания, если таковые возникли.

— Даниэль, я назначаю тебя старшим следственной группы. Я надеюсь, что вы с Акивой, будучи заранее осведомлены о моем одобрении, не