— Так может ты успел подобрать и кандидатуру нужного юриста?

Сандро скромно улыбнулся, показывая всем своим видом, что он такой, весьма предусмотрительный молодой человек, которому, если на то пошло, к столетнему юбилею рукой подать.

— Успел, отец. Это приват-доцент Санкт-Петербургского университета Николай Михайлович Коркунов.

Предвосхищая возможные вопросы и желая соблюсти внешние приличия, это шельмец подчёркнуто почтительно елейным тоном закончил:

— Безусловно, окончательное решение за вами, паПа.

Весьма кстати, в дверь постучали. Поскольку, все в Большом дворце Кремля были прекрасно осведомлены, что беспокоить августейшую семью без крайней необходимости, весьма небезопасно, Ольга Фёдоровна нажала на кнопку звонка, что означало разрешение войти. На входе показались фигуры моего секретаря и доверенная горничная супруги, напомнившая «матушке-государыне» о том, что: «пришло время лечебных процедур и доктор Ижевский ждут-с».

— Ступай, Олюшка, нельзя заставлять ждать целителя, — сказал император. — Я же вижу, сердце моё, как ты умаялась, ночи напролёт от меня, грешного, не отходила. А ты и наши дети для меня, дороже и короны, и престола вместе взятых. Мы тут с Сандро побеседуем ещё немного, а позже соберёмся снова втроём и примем решение.

Как и подобало почтительному сыну, лейтенант Флота Российского великий князь Александр Михайлович молча ждал, пока его родители договорятся. Но в голове и сердце академика бушевала и грозила вырваться на свободу гремучая смесь эмоций. С одной стороны, он завидовал этим двум, уже немолодым людям, которые искренне любили друг друга. Повезло же тебе, ученик, одновременно получил и корону, и любящую супругу, — с накручивая себя. А с другой стороны, Коняев, сим нарочитым цинизмом пытался скрыть иное чувство, которое он осознал именно сейчас: перед ним были его ОТЕЦ и МАТЬ. Господи, беззвучно шептали его губы, благодарю тебя за дар сей, ибо у меня снова есть РОДИТЕЛИ! Очень часто, на исходе своих дней, человек, если сумел сохранить сердце, как вместилище души, начинает испытывать муки совести, коря себя за явные и надуманные грехи по отношению к двум, самым дорогим и близким людям: папе и маме и молить Всевышнего дать ему шанс исправить свершенные ошибки. Дабы пресечь сие самоедство, академик наполнил хрустальный стакан сельтерской и разбавив воду изрядной толикой валерьяновой настойки, залпом выпил целительный коктейль. Отрадно, что «родители» продолжали ворковать и не заметили его слабости, а через пару минут сумев взнуздать свои эмоции и оставшись наедине с учеником — отцом — императором продолжил излагать подробности своих изысканий в сфере генеалогии и права престолонаследования.

— И так, милейший узурпатор и самозванец, — начал Сандро в своём привычном ироничном тоне, — как ты уже знаешь, на престоле, после упокоения в бозе Императора Александра Николаевича, должен был воцариться его законный наследник Александр по прозвищу Миротворец с короной на челе и с моим сознанием внутри оного. А поелику, Александру Александровичу в иной реальности, не слишком повезло с цесаревичем, предполагался вариант, введения института соправления, с задачей воспитать достойного наследника и приемника. А посему сей вариант неоднократно обсуждался не только со штатными научными консультантами проекта, но и с привлечением внешников. Естественно, последних использовали вслепую, подкинув им немножко деньжат, а также и сказочку о начинающем борзописце из богатенькой семейки, коему поручили написать сценарий фантастического фильма. В общем, ситуация тривиальная, объём работы сравнительно небольшой и товарищи ученые, доценты с кандидатами поработали на совесть и даже провели парочку семинаров, где я незримо присутствовал и даже при необходимости, задавал вопросы, естественно, через беспроводный суфлёр. Подобрали несколько вариантов правоведов из числа тех, кто ещё не забронзовел и не лишен стремления сделать себе имя в науке и получить доступ к благам, к нему прилагаемых. Да и я сам изрядно потусил на различных околоисторических форумах и сайтах.

Выдав столь длиннющую тираду, Академик опять припал к сельтерской, вылакав же оную до дна расстроился, но подливать более не решился. Не хотел отвлекаться от мысли. Он был весь такой, стоило какой-то идее его увлечь, так спать не мог, пока не находил какое-то решение нетривиальной проблемы. А посему чуть вздохнув, продолжил:

— На одном из форумов обсуждалось правомочность действий Императора Николая Александровича по отречению от престола и один из завсегдатаев сего ресурса процитировал вывод, сделанный профессором Коркуновым в 1893 году в курсе Русского государственного права: «Может ли отречься от престола уже вступивший на него? Так как закон предоставляет это право всем вообще „имеющим право на престол“ и так как лицо царствующее, конечно, также имеет на него право, то, по-видимому, следует разрешить этот вопрос в утвердительном смысле». Я уверен, что Николай Михайлович обеими руками ухватится за поистине царскую работу, тем паче, что mon cher papa, у тебя сложилась репутация просвещённого реформатора, который сосредоточивает в своих руках всю полноту власти, что полностью совпадает с представлениями будущего профессора об идеальном правителе для России.

Нам не дали слишком долго поговорить. Очень скоро вернулась маМА, которая буквально излучала энергию, полученную во время сеанса лечения и весьма настойчиво выставила меня из комнаты со словами: «довольно дел на сегодня, разве ты не видишь, что отец устал». Правда на прощанье, она ласково потрепала по волосам и шепнула на ухо несколько слов: «sei nicht beleidigt, sohn, du bist gut gemacht» (не обижайся сынок, ты молодец).

На следующий день, мы вернулись к этому разговору, и всё обсудив втроём приняли решение. А еще через неделю, приват-доцент Коркунов был приглашен в Московский Императорский Университет на научную конференцию, где и состоялась встреча с адъютантом и близким другом моего паПа Алексеем Владимировичем Толстым, именно он и сделал Николаю Михайловичу предложение, весьма интересное с научной и финансовой точки зрения и процесс, как говорится пошел. Молодой правовед, как я и предполагал, счёл приглашение потрудиться на благо престола и отечества даром Божьим, ибо нравы в научном мире века девятнадцатого мало в чём отличались от того порядка, который царствовал среди товарищей, пардон господ кандидатов, доцентов, холодных и горячих профессоров (холодный профессор, тот, кто получил это звание, не имея докторской степени), а также членов и членкоров всевозможных академий, прежде всего — государственных. Возможно, сами учёные мужи и дамы и не подозревали, что во многом планы их действий по отношению к т. н. «выскочкам», то бишь обладателями столь долгожданных степени и(или) звания, можно охарактеризовать словами майора Абвера Акселя Штейнглица: «не столько протянуть тебе руку, сколько подставить ногу». А ногу подставить желательно на трамвайных путях, где Аннушка