Шрифт:
Закладка:
— Все должно иметь смысл — особенно смерть саарсана. Давай подумаем вместе, мой господин, — смиренно произнесла старушка, склонив голову к плечу. — Ты не хочешь, чтобы люди рода Зериг были замешаны в гибели Ширама. Это понятно и разумно. Кто же будет тем злодеем, от руки которого падет наш государь?
Аршаг нахмурился. Вдруг его лицо просияло.
— Чужак! Ну конечно! Мы обвиним чужака. Например, этого Даргаша, сидящего у меня в печенках…
— Мысль вроде бы и неплоха, господин, но в ней нет ни смысла, ни пользы. Даргаш — никто, обычный дозорщик с лесного пограничья. Мы не сможем посеять смуту в роду Афайя и не развеем подозрений, которые неизбежно возникнут в отношении тебя. Да и с чего бы ему убивать Ширама? Ведь он не метит на его место!
— Тогда… — Аршаг так напряженно думал, что пропустил этот укол мимо ушей. — Служанка царевны! Белобрысая тихоня, которая вертится повсюду, вынюхивая наши тайны… Судя по всему, царевна привезла ее с собой из столицы… О! Я объявлю ее лазутчицей Кирана! Скажем людям, что она тайная убийца, которую блюститель престола включил в свиту царевны, чтобы она подобралась поближе к Шираму и прикончила его!
Старушка еле заметно вздрогнула. Саар радостно потер ладони:
— Так и сделаем! А мои люди уж постараются, чтобы она во всем призналась…
— Эта мысль значительно лучше, — склонила голову посланница. — Она не лишена остроумия, и в нее могут поверить. Однако сомнения все равно останутся. Признания, выбитые плетью, не многого стоят… Скажи, Аршаг, сын Ашгарана, как ты относишься к царевне Аюне?
Саар удивленно поглядел на старую женщину:
— К царевне? Мне нет дела до желтоволосой долговязой зазнайки. И что Ширам в ней нашел? Впрочем, она смелая охотница и у нее милая улыбка. Я, пожалуй, сделал бы ее своей наложницей на какое-то время, просто из любопытства…
— То есть ты не будешь сильно страдать, если тебе придется ее казнить?
— Казнить?! — остолбенел Аршаг. — За что?
— За убийство ее жениха Ширама…
Глава 4
Святые кости
— Сперва восславим, братья, вечную, милостивую и грозную Мать Найю! — провозгласил Аршаг.
Саар стоял на возвышении под ковром, на котором была выткана огромная, свившаяся в кольцо черно-рыжая горная гадюка — предок-прародитель рода Зериг. Неподалеку на почетном месте сидел Ширам, чуть ниже на скамьях расположились самые именитые из воинов Зериг, Афайя и других родов.
Главный зал крепости, битком набитый народом, замер в глубоком молчании, лишь потрескивали горящие факелы.
— Арьи, что согнули шеи наших предков и на долгие века лишили нас царства, памяти и наших богов, как они поступают со всеми подвластными им народами, все же не посмели поднять руку на нашу Мать Найю! Она осталась с нами — в утешение и как обет грядущих перемен! Взгляд ее согревает любовью и испепеляет гневом, руки ласкают и отнимают жизнь…
Аршаг повернулся к изваянию двенадцатиголовой Матери Найи слева от возвышения и поклонился ей. Все присутствующие в зале встали, поклонились статуе и снова затаили дыхание, слушая слова саара. Умение красиво говорить они ценили почти так же высоко, как умение красиво убивать.
— Но затем арьи, неразумно и слепо признающие богом лишь Господа Солнце, возревновали к истинному Отцу мира, господину вод и Надзвездной Тьмы, Предвечному Змею…
Накхи вновь единым движением склонили голову и прижали правую руку к груди.
— Захватчики разрушили его храмы и алтари. Они стерли его образы со стен наших домов и разбили его статуи. Они даже запретили упоминать вслух его имя! Однако верные сохранили Отца-Змея в своих сердцах. Наследие его — в нашей крови, память о нем — на нашей коже…
Аршаг бросил взгляд на Ширама. Саарсан неторопливо расстегнул наруч и вскинул руку, обнажая черную спираль на запястье. Многие накхи, тоже тайно посвятившие себя Отцу-Змею, повторили его движение.
— Наши жизни, нашу силу, наше оружие мы навеки жертвуем тебе, Первородный! — закричал Аршаг, вскидывая меч.
Его крик потонул в громовом реве множества глоток. Заблистали выхваченные клинки, пламя факелов забилось под сводами. Проснулись и заржали кони, испуганно съежились рабы в своих темных каморках. Пытающаяся заснуть в своей башне царевна Аюна застонала с досады и зарылась глубже в пушистые шкуры. Опять у накхов веселье, и снова ее не позвали! Никто о ней не думает!
Но Аршаг очень даже думал.
— Я пригласил тебя, брат, не просто так, — заговорил он, обращаясь к Шираму.
Тот, уже опустившись на свое место, поднял бровь:
— Разве не ради моей невесты ты позвал меня, Аршаг?
— Если бы речь шла только о том, чтобы встретиться вам с царевной, я отвез бы ее к тебе сам или отправил с достойной свитой. Нет, речь вовсе не о ней… Точнее, не совсем о ней…
— О чем же? — спокойно спросил Ширам.
Аршаг слегка повернулся, обращаясь уже не к нему, а ко всем присутствующим:
— В крепости много гостей издалека… Все ли здесь знают сказание о прекрасной Рейн, ее беспримерном подвиге, змее-хранительнице и святых костях Тридцати Двух Праведниц?
В зале вновь поднялся шум. Раздались крики «Да!», «Нет, расскажи!», «Лучше спой!».
Только Ширам не выглядел радостным. Он сжал и разжал кулаки, вздохнул и произнес:
— Поведай же нам эту историю, Аршаг. Вижу, тебе не терпится.
Аршаг почтительно склонил перед ним голову, чтобы скрыть ухмылку, и начал:
— Есть в наших землях одна святыня, почитаемая как место подвига, равного которому не знают ни люди, ни боги. Сила духа, явленная там, способна останавливать реки и сокрушать горы… Много лет назад — то было время, когда Накхаран еще не весь покорился арьям, — враги напали на сторожевую крепость рода Зериг. Находилась она не там, где сейчас, а подальше, выше по реке, на плече скалы, над глубоким ущельем. Враги были многочисленны и безжалостны. Коварством они заманили в засаду и убили почти всех воинов. Защитников в крепости осталось совсем мало…
Рассказ длился и длился. Аршаг цветисто расписывал гибель попавшего в засаду воинства, героическую защиту крепости, голод, жажду и недостаток стрел, выдержку и стойкость женщин и детей.
— Но вот, — подобрался наконец Аршаг к самому главному, — наконец стало ясно, что помощь не придет и войско не вернется. Вскоре почти все воины рода Зериг полегли на склонах. Ни у кого не осталось ран на спине, и на клинке у каждого краснела кровь врага. Лишь несколько воинов
