Шрифт:
Закладка:
Никакой, как видите, отрицательной коннотации.
Итак, «группа сведущих лиц», которых направил Штапфер, явилась в Бургдорф для того, чтобы проверить работу простого помощника учителя в школе.
Первое, что они увидели, — радостных, улыбающихся детей, которые явно охотно и даже весело направлялись на урок к Песталоцци. Затем посетили сами уроки и убедились: дети легко воспринимают материал, и на уроках их радость никуда не девается.
После этого, разумеется, проверили знания учеников и констатировали: дети знают больше, чем их одногодки, обучающиеся в других школах.
Свои выводы комиссия сделала, написав Песталоцци письмо: «Насколько мы можем судить, вы исполнили все, что обещали, когда говорили о применении вашего метода… Удивительный успех ваших учеников, достигнутый при самых разнообразных способностях каждого из них, ясно убеждает, что из всякого ребенка может быть что-нибудь сделано, если учитель сумеет понять особенности его умственных способностей и психологически верно примется за их развитие»[112].
В отчете, который комиссия представила в министерство, выражались восторги не только умению самого Песталоцци, но и его системе. Удивительным образом высокая комиссия поняла ее суть: «Учитель не является ученикам чем-то высшим, как это обыкновенно бывает, — он минуту за минутой переживает с детьми, и со стороны кажется, что не он их учит, а сам с ними учится (курсив мой. — А. М.). Система так целесообразна и дает такие результаты, что введение ее было бы желательно для всей Швейцарии»[113].
Это была более чем серьезная и веская похвала. И — говоря языком газетных штампов — она открывала огромные перспективы.
Революционное время — не только кровавое, но и бюрократическое: время комиссий, резолюций, бумажек и прочее. Если бы философ-педагог отрицательно отозвался о работе Песталоцци или если бы что-то не понравилось комиссии, — так и трудился бы гений помощником учителя долгие годы.
Удивительно, что судьба великого педагога зависела от людей, которых мы сегодня и знать не знаем.
Но все получилось хорошо. Мадам Штэнли похвалили за то, что она дала возможность Песталоцци на практике осуществить свою теорию. А наш герой пошел на повышение: ему разрешили работать в качестве самостоятельного учителя во второй мужской школе Бургдорфа.
Гений педагогики добился разрешения самостоятельно преподавать в 54 года — том возрасте, в котором сегодня готовятся к пенсии.
А как же Нейгоф и Станц? Все забыто?
Нет.
Новая революционная бюрократия требует: если человек работает помощником учителя — пусть он даже уже руководил двумя учебными заведениями — он все равно обязан получить официальное разрешение на самостоятельное преподавание. Эти формальности должны быть соблюдены. Для начала.
Однако Филипп Альберт Штапфер отлично помнит и успехи своего товарища в Станце, и то, что учебное заведение пришлось закрыть не из-за неумения Песталоцци, а в силу трагической случайности.
Ознакомившись с предельно положительным отчетом комиссии, а также, переговорив с Гебартом, и убедившись, что известный человек относится к деятельности Песталоцци, в целом, положительно, Штапфер вдруг — именно, что называется, на этом самом месте — вспомнил, что в Бургдорфе имеется пустующий замок. Почему бы не передать его Песталоцци для создания учреждения, подобного приюту в Станце?
Только не спрашивайте меня: отчего бы не сделать этого сразу? Зачем надо было заставлять Песталоцци работать помощником учителя у несведущих людей? Для чего проверять деятельность Песталоцци, хотя Штапфер прекрасно был осведомлен о способностях и умении педагога Песталоцци?
Все объясняется предельно банально: министр не хотел брать ответственность на себя.
Да, вины Песталоцци не было в том, что учреждение в Станце закрылось, но ведь закрылось… И после этого открывать другое? Почему? Просто потому, что Песталоцци — знаменитый писатель? К тому же наш герой — человек непредсказуемый, неясный. Мало ли что взбредет ему в голову. А тут — пожалуйста — мнение известного специалиста плюс заключение высокой комиссии.
Самое время вспомнить о пустующем замке…
Замок передается Песталоцци, и ему предлагается открыть там Бургдорфский педагогический институт.
Позже Песталоцци напишет: «Долго, слишком долго пришлось мне ждать сочувствия эпохи и ближайшего окружения, в котором я жил. Со всей непосредственностью еще никогда не обманутой детской души я верил, что это может произойти, что это обязательно произойдет, я встречу доверие к своим целям, найду помощь»[114].
Замечу, что помощь пришла не только от государственного чиновника Штапфера, но и оттуда — откуда не ждали.
Песталоцци предполагал, — и Штапфер настраивал его на это, — что Бургдорфский педагогический институт должен быть учреждением более серьезным и, если угодно, более масштабным, чем Станц. А значит, в одиночку не справится. Нужен помощник. Как минимум один человек, которому наш герой будет доверять.
Где же его взять?
Как нередко случалось, Господь и тут помог.
Во время педагогической работы в Бургдорфе Песталоцци знакомится с тем, кто станет одним из его ближайших друзей и последователей. Звали этого человека — Герман Крюзи.
Крюзи — сын мелкого торговца, и судьба, казалось бы, предопределила ему продолжать дело отца. Что Крюзи поначалу и сделал. Но заскучал. До восемнадцати лет перепробовал массу разных профессий и выяснил: больше всего на свете ему нравится учить детей. Чем и занялся, не имея, заметим, никакого серьезного образования. Честно говоря, и не обладая особенным пониманием того, как это надо делать.
Сработала волюнтатерапия — Крюзи очень захотел помогать сиротам. А желание, как известно, не остановить, и сын торговца со страстью принялся за дело. Он собрал в Бургдорфе 26 сирот и начал их учить, как мог, тому, что умел сам.
Крюзи был убежден, если любишь детей, — дальше все пойдет само собой. Не шло. Дети переставали приходить на занятия или даже сбегали с уроков.
Молодого педагога больше всего угнетало то, что он видел, как дети скучают на его занятиях. И никак не мог понять: как же учить так, чтобы ученикам было интересно.
Они скучали. Он не ругал, но жалел их. Однако, как изменить ситуацию, не понимал.
Крюзи узнал про странного помощника учителя, который делает на своих уроках что-то невероятное, умеет преподавать как-то по-особенному.
Пришел. Познакомился. Попросился на урок. Песталоцци разрешил. Надо заметить, что гений педагогики всегда пускал на свои уроки всех желающих.
То, что увидел Крюзи, его потрясло. Ему казалось, что манящий, но неведомый ему мир педагогики открывает перед ним все свои тайны. Больше всего поражало, что Песталоцци, казалось бы, все делает просто, а эффект получается невероятный!
Крюзи бесконечно задавал вопросы, старался разобраться в том, что делает удивительный помощник учителя. Но не как досужий наблюдатель спрашивал, но как человек, который хочет заниматься тем делом, в котором разбирается.
Однажды группа мальчишек