но слабый свет северной июльской ночи туда все же проникал. И хотя почему-то именно в него хотелось свернуть Олюшке, она понимала, что, даже если не наткнется на очередную оказию, поломает там в полутьме ноги, а то и вовсе свернет себе шею – о спичках в очумелой лихорадке побега она как-то не подумала. По той же причине не имело смысла соваться в темный коридор, так что особого выбора у нее теперь и не было. Поводя перед собой щупом и крепко сжимая в другой ладони рукоять «Канды», Олюшка медленно двинулась вдоль мрачных кирпичных стен, казавшихся при слабом освещении не оранжево-красными, а темно-серыми, будто кладка могильного склепа.

И тут она услышала далеко впереди слабый шорох. Олюшка напрягла зрение, но это ей не помогло, разглядеть в сгущавшемся впереди серо-графитовом мраке было ничего невозможно. Поворачивать назад в ее планы уж точно не входило, поэтому Олюшка продолжила путь вперед, только еще более осторожно, чтобы не привлечь чужое внимание звуками шагов. Она думала так: идти вперед до конца, откуда и раздался шорох, было все равно ни к чему, там скорее всего располагался еще один вход в здание, он же выход, которым она пока не собиралась воспользоваться. В любом случае нужно было найти ведущие во внутренние помещения двери, а также лестницу, по которой стоило подняться на второй этаж. Не мешало бы также найти и вход в подвал – хотя бы для того, чтобы знать, откуда может прийти опасность в виде черных виноделов, если, конечно, таковые существовали в принципе.

Олюшка увидела уже с правой стороны прямоугольник сгустившейся черноты, наверняка означавший проход или в комнаты, или на лестницу, когда услышала вдруг сзади окрик: «Стоять!» Голос был женским, но осознать это сразу она не успела и сделала машинальный прыжок вперед, чтобы скрыться в проеме до того, как в спину начнут стрелять, – не сомневалась, что такой выстрел последует. И Олюшка почти успела поравняться с черным прямоугольником, как впереди, ослепив ее, внезапно вспыхнул яркий свет. Уже ничего не видя, она сделала оставшиеся пару шагов и буквально рухнула в спасительный проем, когда по ушам шарахнул грохот короткой очереди. Но не сзади, а как раз спереди, откуда лился свет. Позади же яростно выругались и тоже дважды выстрелили. Вот теперь-то Олюшка и поняла, что кричала и ругалась именно женщина, и первым делом подумала, что это кто-то из «Крутых» – наверняка ее заметили и шли следом. Правда, в группировке помимо нее были лишь две женщины: повариха Наталья – несмотря на исполняемые обязанности, невероятно худая и уже очень старая, лет за шестьдесят, – и хромая злобная Татьяна, которая после неправильно сросшегося перелома редко выбиралась из дома, разве что на самые близкие вылазки, да и то под чьим-нибудь сопровождением. И ту, и другую сложно было здесь ожидать, но ведь кто-то за ней все же пошел… Впрочем, Олюшке было сейчас не до рассуждений. В почти полной темноте она скорее нащупала, чем разглядела под ногами ступени. Лестница вела как наверх, так и вниз. И вверху благодаря отсутствию крыши было все же светлее, чем здесь, а вот внизу все тонуло в кромешной черноте, словно в озере дегтя.

Первым порывом было подняться наверх. Уже занеся над ступенькой ногу, Олюшка снова ее опустила. Поднимаясь, она стала бы видна снизу, а то, что преследователи будут здесь с мгновения на мгновение, она ничуть не сомневалась. И отправилась вниз, в жуткую, но казавшуюся сейчас единственным спасением тьму.

Глава 24

Спускаться было невероятно сложно – в одной руке Олюшка продолжала нести прут, ведь оказии подстерегали повсюду, в другой сжимала рукоять пистолета, так что держаться за перила, если они тут, конечно, имелись, или даже просто за стену не представлялось возможным. Ступеньки приходилось нащупывать ногами, да еще и стараться не производить при этом шума. Сосредоточившись на этом, она отвлеклась от происходящего наверху, да там, собственно, ничего больше и не происходило. Отблески света полностью исчезли – видимо, тот человек, что возник впереди, погасил фонарь, дабы не стать мишенью. Стрелять оба преследователя тоже перестали, по той же, вероятно, причине – чтобы вспышками выстрелов не обозначить себя. Оставался еще вариант, что пули того и другого (точнее, другой) уже достигли цели и стрелять теперь было попросту некому, но верилось в это слабо.

Олюшка спустилась на десять ступенек, когда не смогла нащупать одиннадцатую – дальше был твердый ровный пол. Лестница либо закончилась, либо это была площадка между ее пролетами. В любом случае Олюшка решила немного постоять на месте, чтобы перевести дух, а заодно и прислушаться. Сверху, из коридора, откуда она пришла, вроде бы раздался какой-то шорох, но она не была в этом уверена – в конце концов, то могли быть звуки ветра или шелеста листвы снаружи. А вот внизу… Она даже затаила дыхание, но это ничего не дало; вокруг был лишь кромешный мрак – и только. Тогда Олюшка стала осторожно ощупывать пространство возле себя прутом. Впереди не обнаружилось никаких преград, поэтому она сделала два маленьких шага. Вновь поводила прутом – шагнула чуть дальше.

А потом впереди что-то тускло блеснуло. Олюшка замерла и впилась взглядом во тьму. Подождала, но нет – полный мрак. Она решила, что зрение сыграло с ней шутку, и опять вытянула перед собой прут. В следующее мгновение ветка резко дернулась из ладони, ободрав кожу. Удержать ее не удалось, но теперь Олюшка знала, что зрение ее не подвело, впереди точно что-то было – опасная оказия или…

Это были не осознанные мысли, а скорее, что-то на уровне инстинктов, поскольку на какие-либо размышления у нее просто не было времени. И те же инстинкты заставили ее нажать на спусковой крючок «Канды». Вспышка выстрела высветила шагах в пяти перед ней бесформенную темную массу – чуть менее черную, чем сгустившуюся позади тьму. И вроде как не абсолютно сплошную, а разбавленную такими же разбухшими кляксами, как и та, что была рядом.

Теперь перед глазами Олюшки плавали розовые пятна – последствия яркой вспышки, – и не было больше прута, чтобы нащупывать ступеньки. Впрочем, она бы и так не стала этого делать, поскольку непередаваемый ужас погнал ее назад, отбросив, как нечто пустое и безобидное, страх споткнуться и упасть. Возможно, мышечная память, а скорее, все то же везение помогли ей взлететь вверх по лестнице за считаные мгновения. Она задержалась лишь перед ведущим в коридор проемом: куда дальше – еще выше