Но я не собираюсь его слушать. Я гребу, и паника, видимо, насыщает мою кровь адреналином, потому что я больше не чувствую боли, а руки, загребая воду, толкают меня вперед куда быстрее, чем до того. Я плохо слышу, что кричит отец дальше; до меня долетают лишь отдельные слова:

– В другую сторону… Смоет… Стой…

Я поднимаю голову и вижу, что плыву правильно – в сторону пляжа. Очень хорошо. Если я смогу дотуда добраться, то побегу к скалам. Их я хорошо изучил. Там есть места, где можно спрятаться, где отец никогда меня не найдет. Это мой последний шанс.

С полминуты мы оба плывем – я на несколько ярдов впереди. Слышу, как отец гребет за мной, его голос становится все громче и злее. Я знаю, что он сделает, если поймает меня сейчас. Будет держать под водой, пока я не захлебнусь.

– Билли, волна! Развернись!

Но я не разворачиваюсь. Это ловушка. И тут мои ноги взлетают над головой. Дальше все происходит как в замедленной съемке. Волна ударяет меня в спину и сбоку, я оказываюсь к ней лицом. И это не уже разбившаяся волна из белой пены и не стеклянисто-гладкий цельный вал – волна прямо в эту секунду разбивается вместе со мной. Она подхватывает меня, засасывает внутрь, переворачивает, а потом бросает вперед и накрывает сверху с беспощадной мощью. Не успеваю я сделать вдох, как становится поздно. Я погружаюсь в водоворот грохочущей воды, верчусь из стороны в сторону, но на этот раз не ударяюсь о дно. Я застреваю под водой – без кислорода.

Мои глаза открыты. Вокруг – сплошные пузыри, я понятия не имею, где верх, а где низ. Волна крутит меня вместе с ними.

Это продолжается целую вечность. Кажется, я не дышу уже несколько минут, а вода так и ревет у меня над головой. Я ясно понимаю, что происходит. Чувствую, как тону. Осознаю, что глаза у меня опять закрыты, и распахиваю их в отчаянной попытке разглядеть, где же поверхность. Но вокруг сплошная чернота – никакой зелени, как раньше. Я едва не вдыхаю воду, готовый сдаться, но тело не позволяет мне. Во рту, в горле стоит ком рвоты. Легкие горят. Я умираю. Тону. Я чувствую это. Я как будто разделился: ровно половине меня все равно, лишь бы вдохнуть – пусть даже воду, – но другая половина продолжает бороться в ужасе от того, что наступит дальше. В ужасе от темноты, засасывающей меня.

И тут ощущаю прикосновение. Что это, мой серф? Или отец? Не знаю. Что бы это ни было, оно толкает меня вниз, еще глубже. Но потом соскальзывает, и я снова один. Поздно. Слишком поздно. Я приоткрываю рот, в него хлещет вода, и я рефлекторно сжимаю зубы. Кажется, волна начинает отступать, потому что в черноте я вдруг вижу пузырьки. Но вместо того чтобы подниматься вверх, они падают. Падают на дно океана.

И тут мне становится ясно. Я перевернулся вниз головой. Ногами кверху. Я плыл ко дну, вместо того чтобы пробиваться к поверхности. Из последних сил стараюсь перевернуться и сменить направление. Другой попытки не будет. Если это не поможет, знаю: сдамся. Сдамся на волю пылающих легких и вдохну соленую морскую воду. А потом умру. Я уже почти чувствую это.

Но борюсь, и мне становится легче, потому что я устремляюсь вверх, и вода больше не черная, а снова зеленая, и это придает мне сил, а потом вода становится белой от пены и пузырьков, и моя голова выныривает на поверхность. Я хватаю ртом воздух, прежде чем погрузиться опять, но мне этого хватает, чтобы бешено заколотить ногами, и в следующий раз, когда моя голова вырывается из воды, она остается там, и я вдыхаю смесь воздуха и морских брызг, кашляю и отплевываюсь. Я болтаюсь на воде не меньше минуты, цепляясь за доску, которая так и остается рядом со мной, привязанная лишем к ноге. Потом вижу отца. Кажется, волна унесла меня далеко вперед, к пляжу, потому что нас разделяет не меньше тридцати ярдов, и он еще в открытом море, где другая волна вот-вот обрушится на него. Я смотрю, как он разворачивается и встречает ее, аккуратно подныривая под гребень. А потом пропадает из виду за бушующими валами.

Я понимаю, что должен пользоваться этой возможностью. Ложусь на доску и снова начинаю грести – теперь прямиком на пляж. Если получится добраться до земли, я смогу спрятаться в скалах. Я знаю такие места, где меня никто не найдет. Не представляю, что буду делать дальше, но сейчас не время думать об этом. Я не хочу утонуть!

Очередная волна подхватывает меня сзади, но уже гораздо слабее. С полсекунды я барахтаюсь в облаке пены, но потом она все-таки переворачивает меня. Паника возвращается, но я успеваю закрыть рот, и волны выносят меня обратно на поверхность. Доска все еще тут, на другом конце лиша, и я опять забираюсь на нее, продолжая двигаться в сторону пляжа. Слышу, как отец зовет меня, – его голос раздается далеко-далеко. Я знаю, что могу. Должен справиться. Накатывает новая волна, но я к ней готов. Хватаюсь за нос доски и держусь изо всех сил. И тут волна подхватывает серф и тащит его вперед, преодолевая оставшееся расстояние. Я видел, как серферы специально так делали, чтобы скорей выбраться на берег. Просто ложились на доски и ждали, пока волна их донесет. Именно так и я делаю сейчас. Мне удается продержаться секунд двадцать, прежде чем я соскальзываю набок и снова оказываюсь в воде. Но на этот раз мои ноги касаются дна. Последняя волна вынесла меня на мелководье. Я не решаюсь обернуться и посмотреть, где отец. Вместо этого встаю на ноги, но волна, катясь назад, мешает мне, так что я иду, будто в замедленной съемке. Голос отца доносится до меня опять – он что-то кричит. Наверное, тоже лег на волну. Я оборачиваюсь: он в тридцати ярдах от меня. Надо бежать. Надо добраться до скал. Спрятаться там, прежде чем отец меня догонит.

По крайней мере, я выбрался из воды и стою на песке. Последний рывок: я низко наклоняю голову, чтобы броситься бегом, но что-то вцепляется мне в щиколотку, и я взлетаю на воздух. Взмахиваю руками и падаю; песок царапает мне лицо, забивается в горло. Что это было? Отец чем-то в меня бросил? Я пытаюсь пошевелиться, но уже слышу