Тот не заставил себя долго ждать. Высунулся из кроны тополя. Сначала голова с огромными глазищами. Потом небольшое — примерно как у сороки — тело. Распахнул крылья и плавно полетел к человеку. Покружился над ним и рухнул вниз.

На “сову” Савелий походил очень условно: большими глазами и тем, что летает. Клюва у него не было, зато были уши, округлые и небольшие. Лапа у него была всего одна. Он ловко прицепился к крышке термоса в руке человека и замер.

Золотистое сияние Савелия вскоре стало ярче, а дымок над крышкой исчез. Иннокентий Викторович осторожно подлил ещё чаю. Савелий одобрительно заурчал, качая круглой головой.

Ветер тряхнул тополя, и на человека с “совой” посыпались золотые листья. Савелий распахнул крылья пошире, чтобы не упасть, и сосредоточенно продолжил пить тепло, иногда поднимая голову и урча. Иннокентий Викторович что-то говорил ему в ответ и улыбался.

Потом Савелий взмахнул крыльями и, сделав круг над своим человеком, медленно полетел прочь.

— Пошли! — вскочила Катя.

Руслан подбежал к пенсионеру и сказал:

— Мы хотим посмотреть, куда Савелий девает тепло!

— Идите, — кивнул Иннокентий Викторович и улыбнулся. — Потом и мне расскажете.

Савелий летел неторопливо, и видящие легко успевали идти за ним. По скверу, мимо новостройки. Затем поперёк аллеи — и во двор типовой девятиэтажки.

Савелий завис на у окна на третьем этаже. Руслан присмотрелся и разглядел, как с крыльев существа слетают мелкие золотистые искры и сквозь стекло влетают в комнату.

Савелий заглянул ещё в одно окно, на восьмом этаже. Потом покружился над усталой старушкой, сидящей у последнего подъезда. Осыпал её искрами, и она вдруг заулыбалась, став не то чтобы моложе, но определённо радостнее и счастливее.

У Кати под пальто недовольно завозился Шустрик, и она погладила его через одежду.

— Догадываюсь, чем этот Савелий занимается, — заметила девушка, глядя на усевшуюся на козырёк подъезда “сову”. — Судя по всему, тепло дарит.

Катя картинно поёжилась.

— Не понял.

— Творит всякую милоту. Сны хорошие создаёт, унывающим настроение поднимает и всякое такое. Короче, идейный враг Шустрика. Летом ему, видимо, солнечного тепла хватает, а по холодам приходится дополнительно согреваться. Вообще-то ему подобные обычно улетают с началом холодов в тёплые края. А этот дурной какой-то.

— А этот, наверное, привык к Иннокентию Викторовичу. Он же сказал, что увидел Савелия, когда овдовел. Возможно, он — в смысле Савелий — заметил горюющего человека и попытался утешить. Потому и не успел улететь вовремя. А потом привык.

— Какая трогательная история! — фыркнула Катя. — Я готова разрыдаться от умиления! И...

Её прервал звонок телефона. Она нахмурилась, достала телефон, мельком глянула на экран и сказала:

— Слушаю.

Что ей говорили, Руслан не слышал. Но видел, как она изменилась в лице. Глаза потемнели и стали большими-большими. Она побледнела, и на светлой коже глаза казались совсем невозможно огромными.

Катя дослушала собеседника и без всякого выражения произнесла:

— Я поняла. Скоро буду.

Отняла телефон от уха и замерла на несколько секунд.

— Эй, Кать, что случилось?

Девушка встряхнулась, будто включившись, поморщилась и сказала:

— Это папа. Не он сам, а... В общем неважно. Мне надо ехать в аэропорт. Сейчас закажу билет, заскочу за вещами и прости-прощай.

Она уткнулась в телефон.

— Что с ним? Может, нужно чем-то помочь?

Сверху на Катю посыпались мелкие искорки. Шустрик под пальто завозился ещё яростнее, выскочил наружу и зашипел, глядя в небо. Руслан поднял голову: над ними парил Савелий и сыпал частички тепла на Катю.

Она тоже подняла голову и фыркнула:

— Этого только не хватало. К людишкам лети, глупая птица. А ты тихо, Шустрик.

Катя посмотрела на Руслана:

— Так, теперь ты. За предложение спасибо, конечно, но помочь ты ничем не можешь. Папа в больнице. Он ранен. Я купила билет на самолёт. С пересадкой придётся добираться, но прямой рейс только через два дня, а “кривой” — через три часа. Со мной всё в порядке.

Руслан покачал головой: совсем не похоже, что Катя в порядке.

— Хорошо, пошли за твоими вещами. Потом в аэропорт. Я тебя провожу.

— Не надо.

— Надо. Одна ты изведёшься.

Катя прищурилась:

— Хочешь сказать, что я слабая?

— Хочу сказать, что ты взволнована. А так ты сильная, Кать. Очень.

Она несколько секунд пристально смотрела на Руслана, потом кивнула и пошла в сторону дома. На плече Руслана не висела, не болтала и не смеялась над окружающими. Впрочем окружающих она будто вовсе не видела. Шла к дому решительно и целеустремлённо.

Иннокентия Викторовича на скамейке не оказалось. Наверное, замёрз и ушёл домой. Руслан мысленно пообещал себе приехать сюда и поговорить с пенсионером. И проверить, на месте ли мозаичная золотая рыбка в старом фонтане.

А пока надо проводить встревоженную Катю. Кажется, она говорила, что её отец в горячей точке. Видимо, его ранили, и он попал в больницу. Да, тут Руслан действительно ничем помочь не может. Только побыть немного с Катей, поддержать. Судя по тому, как она слушала звонившего, её отцу по-настоящему плохо. Какой бы вредной Катя ни была, Руслан ни на минуту не желал ей зла. А что может быть хуже того, когда твоим близким плохо?

Катя забрала вещи из квартиры матери. Потом они с Русланом поехали в аэропорт. Она молчала, изредка поглядывая на тёмный экран телефона.

У неё ведь никого кроме отца. Руслан на секунду представил, каково это — узнать, что человек, который для тебя и семья, и друг, и всё-всё, тяжело ранен. И, возможно, умирает. Страшно.

— Если что, звони. Или приезжай. С отцом я тебе не помогу, конечно. Но мне не всё равно, что с тобой.

— Хоть я и “капризная, вздорная, жестокая, злая стерва”? — приподняла брови Катя.

Руслан кивнул.

Девушка медленно кивнула в ответ.

— Я запомню это, — негромко сказала она. — Обещаю. Сколько бы времени ни прошло, я буду помнить.

Потом Катя тряхнула волосами и прежним капризным тоном добавила:

— А теперь иди и купи мне сникерс. С криспами. Обычный не буду, имей в виду! И живо: я есть хочу.

Руслан хмыкнул и пошёл к киоскам. Когда он нашёл нужный сникерс и вернулся, Кати в кресле уже не было. Он поискал её взглядом, но нигде не увидел стройную фигурку в сером пальто и с чёрным чемоданом.

Телефон тренькнул, принимая