— Заставляешь себя ждать, Лиза, — обвиняюще буркнула она.

— У меня работа и занятия, — напомнила я на случай, если родственница забыла. С возрастом память ухудшается, от повторения лишний раз меня не убудет, а все акценты в нашем разговоре будут расставлены правильно.

— Ты уже наработала, — фыркнула Рысьина. — Зачем тебе Звягинцев?

— Нужна срочная консультация. Это касается того дела, по которому мы с вами никак не придём к компромиссу. Кстати, от квартиры в Ильинске что-нибудь осталось?

То, как княгиня на меня глянула, чуть оскалившись и зашипев, прекрасно подтвердило мою уверенность в том, что в квартире ничего найти не удалось.

— Возможна консультация с любым другим целителем, рангом не ниже Звягинцева, — игнорируя вопрос про квартиру, предложила княгиня.

— На этот вопрос может ответить только Владимир Викентьевич, — возразила я.

— Ты уверена? — княжеская улыбка не сулила ничего хорошего целителю.

— Нет, не уверена. Но уверена, что лишние уши не нужны в столь деликатном деле. Чем меньше человек вовлечено, тем лучше, вы согласны?

— Положим, — неохотно ответила княгиня.

— Тогда зачем привлекать целителя со стороны, если есть тот, кто уже в курсе наших проблем?

— Положим, ты права, — так же неохотно продолжила княгиня. — Но ты так мне и не ответила, зачем тебе нужен целитель.

— Разве не ответила? Разумеется, для консультации.

Я понимала, что её злю, но ничего не могла с собой поделать, поскольку она меня злила тоже.

— Лиза… — прошипела любящая бабушка.

— У вас свои секреты, у меня свои, — радостно ответила я ей.

— А ты хваткая барышня, — неожиданно бросила Рысьина. — Только я не уверена, что клану стоит поддержать твои притязания.

— Притязания на что? — уточнила я. Может, и напрасно, поскольку до сих пор Рысьины мои притязания ни на что не поддерживали.

— Нам пришла официальная бумага из императорской канцелярии о том, что девица Елизавета Рысьина находится под особым контролем императорской семьи и её брак не может быть заключён в обход императора, — сказала, как выплюнула, Рысьина.

Столько неприязни мне раньше не доводилось видеть, при том, что довольство лицо княгини посещало весьма редко, а злость — напротив. Ещё было странно, что неприязнь в этот раз была направлена не на меня, а на тех, кто запретил ей распоряжаться моей жизнью. У меня же чувства были смешанными: от Рысьиных меня худо-бедно защитили и внезапный брак с каким-нибудь Бобровым мне теперь не грозит, но уж больно извращённым способом это было проделано. Куда проще было бы написать официальное письмо с чётким указанием, с кем должна быть заключена помолвка. И теперь по всему выходит, что мы с Николаем должны обращаться за разрешением к императору? Похоже, помолвка мне в ближайшее время не светит…

— Михаил Александрович пообещал похлопотать за нас с Николаем перед вами, — ответила я, стараясь не показать своего разочарования результатом этих хлопот.

— За вас с Николаем? — княгиня расхохоталась, встала с дивана, прогнувшись, как отдохнувшая кошка, и небрежно бросила на стол пачку газет, которые до этого лежали у неё на коленях. — Блажен, кто верует. Почитай на досуге. Будет тебе Звягинцев завтра. В утешение.

Она ушла, а я ухватилась за газеты, силясь понять, на что намекает Рысьина. Долго думать не пришлось. Вряд ли она впечатлилась моим героическим спасением Львова. Да, статей об этом хватало, куда уж без них, и среди иллюстрирующих фотографий не было ни одной, где была бы в кадре София Данииловна. Зато тех, где я стою рядом с цесаревичем или сижу на полу рядом с ним же, — предостаточно. И выглядело это так, что даже самый недогадливый понял бы — между мной и цесаревичем что-то есть.

Но если бы дело было только в этом, я бы пережила. С каждой развёрнутой газетой моё настроение падало всё ниже и ниже, пока окончательно не угнездилось где-то под полом. Да что там под полом? Глубоко-глубоко под землёй.

Почти в каждой газете была статья, изобличающая Соболевых. Проблемам губернаторства было уделено немало места, в том числе упоминали и о пропаже английской певицы, турне которой так и не было доведено до конца. В связи с этим пытались взять интервью у Песцова, а поскольку тот отказался, репортёр радостно заключил, что Песцов либо подкуплен, либо запуган Соболевыми. Даже по подаренным артефактам прошлись, причём статья в точности подтверждала всё, рассказанное Анной о запрете на использование. В конце проглядывал между строк вопрос: как можно цесаревичу заключать брак с девицей из столь неблагонадёжного клана? Похоже, шестерёнки механизма по удалению Соболевой из невест хорошо смазаны и активно работают, так что ждём со дня на день расторжения помолвки.

Такая ерунда обеспокоить меня не могла, поскольку тёплыми чувствами к Софии Данииловне я бы не прониклась, даже проживи мы с ней бок о бок пару лет. Взволновало меня совсем другое: кроме статей, поносящих Соболевых, был явный переизбыток статей, превозносящих Рысьиных. Княгиня в них казалась прямо ангелом во плоти, обеспечивающим приюты, дома престарелых и лечебницы по высшему разряду. Поверить в то, что эта информация соответствует действительности, я никак не могла: чем-чем, а благотворительностью Рысьина не страдала. А значит, на эти статьи был сделан заказ едва ли не тем же, кто приказал очернить Соболевых.

— Елизавета Дмитриевна, вы будете ужинать? — прервала мои размышления Полина.

— Буду, — ответила я. — Накрывайте.

— Фаина Алексеевна была очень довольна, — неожиданно сказала Полина, раскладывая на столе приборы.

Я только и смогла, что в ответ многозначительно хмыкнуть. Хотелось надеяться, что для её довольства причин нет, а статьи о том, какой хороший клан Рысьины — лишь дань тому, что я сегодня спасла цесаревича.