И вот он выскочил на высокий берег водоёма. Млечный путь, отражаясь в зеркале пруда, освещал водное перелесье. Спускаться по отвесной круче было равносильно самоубийству. Харитон Алексеевич спешился, приставил нож к горлу Дарьи и ждал преследователя.

Распознав Пашу, он свирепо расхохотался:

– Чёртов удалец! Прибить тебя сразу надо было!

– Отпусти её!

Но Харитон Алексеевич продолжал бесноваться:

– Я бы сорвал эту дурацкую модернизацию! А то ишь, что Кирьяков удумал. Народу чаще кланяться, за ту же оплату, а мне барышей меньше иметь. Я бы с новым управляющим договорился. И ему бы перепадало и люду рабочему жилось припеваючи. Так нет же!

Дарья стояла, молча ожидая своей участи. Паша подходил всё ближе. Бывший главарь банды сделал шаг назад и чуть не оступился. Послышалось, как камушки полетели вниз.

– Не подходи! Прирежу!

– Отпусти её. Ты мне не нужен, – чеканя окончания, едва сдерживался Степанцев.

– А-а-а! Пропади оно пропадом! – заорал Харитон Алексеевич, отбросил Дарью на Пашу и побежал вдоль берега.

Девичий стан в руках Степанцева содрогнулся от приглушённого рыданья. И тут раздался истошный крик. Беглец сорвался с обрыва.

– Туда ему и дорога, – сказала Дарья и в голос расплакалась.

Паша и Дарья вели коней за поводья, пешим ходом возвращаясь по лесу в стан.

– Как думаешь, батюшку моего на каторгу сошлют?

– Не знаю. Я бы попробовал с Филимоном Осиповичем поговорить.

– Думаешь, с ним можно сговориться?

– Вернёте награбленное. Может за старые заслуги он Прокопа Алексеевича и простит. У него задумки великие, мастера толковые нужны.

– Так ведь отец руками работать не может?

– Головой тоже можно пользу приносить.

– Это ты теперя ко мне в мужья не пойдёшь…, – уныло протянула Дарья.

Паша скрыл улыбку и постарался, чтобы его голос звучал серьёзно:

– Если честно, у меня невеста есть.

– Как звать-то её?

– Маша.

– Эх, быстро ответил. Выходит, что правду сказал. О-хо-хо-юшки, – вздохнула девчонка и по-деловому заявила, – ну, ты знай, если твоя Маша передумает, и я ещё свободна буду, то я не против, если ты мужем моим станешь.

Вдруг раздался голос Лыткина:

– Мы тут ищем его, с ног сбились, а он с девицей лясы точить изволил!

Из-за кустов показался мастер, отец Дарьи и Глеб. Они ходили вокруг опустевшего жилища разбойников в поисках следов беглецов. Паша тут же пристал к Лыткину:

– Лука Лаврентьевич, вы же говорили, что Прокоп Алексеевич на хорошем счету был. Пригодится ли он на заводе с экспериментами? Этим ведь всем Харитон один заправлял и брата шантажировал. Да и охрану, я думаю, теперь та-а-ак Прокоп Алексеевич укрепить сможет на заводе, что ни один бандит не подберётся. И со станком будет, кому в Петербург смотаться.

– Две головы хорошо, а три, поди, лучше-то, будет, – засмеялся мастер и чуть серьёзнее прибавил, – письмо Филимон Осипович уж поди об этих разбойниках подготовил. Подправим маленько, чтоб Прокопа ненароком жандармы на каторгу не зацепили и отдадим ихним начальникам. Пусть зачистят тут всё, пока обратно вольница не сбежалась.

Задумчивый Прокоп Алексеевич обнял дочь, а та поделилась известием:

– Утоп дядька.

Все перекрестились.

*шенкель – часть ноги всадника (от щиколотки до колена), которой он соприкасается с лошадью.

Глава 28

На другой день Паша и Глеб не стали участвовать во внутризаводских делах, а с утра попросили дать им кучера с экипажем до Сарова. Как не упрашивал Кирьяков казаков остаться, не уговорил.

– Хоть скажите, где служили, я вашему начальнику благодарность напишу, – не унимался Филимон Осипович.

– Наш есаул и так знает, что мы молодцы! – расхохотался Паша.

На том и распрощались.

В экипаже состоялся короткий разговор.

Покусывая губы, Паша поделился:

– Теперь и мне дошло в чём моя гордыня. Я излишне был озабочен собственным внешним видом. Позёрствовал и самолюбованием упивался. Казалось, что всё мне по плечу. Любого обскачу. А по факту раньше просто не было настоящего испытания.

– У тебя всё получилось! – восхитился Глеб.

– У нас всё получилось, – поправил Паша.

Елена Юрьевна любовно произнесла:

– Стоять перед выбором спасать себя или близкого друга и выбрать товарища, это мужской поступок. А всё остальное… У меня нет слов. Я горжусь тобой, сынок.

Перемахнув удалым напором через деревянный мосток над рекой Саровка, кучер через врата под колокольней ввёз пассажиров на замкнутый монастырский двор, в центре которого стоял пятиглавый собор. Наскоро высадив парней, он укатил, а те горящим взглядом осматривали ансамбль белокаменных зданий, стоящих вокруг них неправильной формы четырёхугольником с башнями во всех углах. За стенами монастыря лесная глушь скупо пела пробудившимися птахами. Запах подмёрзшей земли, лиственного перегноя и мха, разбухшей коры деревьев пробирал холодком. Утренний туман невесомой шалью ещё укрывал маковки собора, церквей и часовен.

Откуда-то с боку раздалась торопливое постукивание. Это послушник, в скуфье и развивающемся подпоясанном чёрном подряснике, спешил по деревянному настилу, имитирующему тротуар. Проронив приветствие и услышав, что гости прибыли к настоятелю, молодой человек, взялся их проводить. Немного погодя после вседневной заутренней службы и других неотложных дел игумен Нифонт встретился с казаками.

Пожилой мужчина с окладистой бородой и кротким внимательным взглядом принял их в выбеленном помещении с низким потолком, усеянным толстыми балками. Это была, заставленная длинными столами трапезная, где в тишине ели монахи. Стоя у решётчатого окна, перебирая длинные чётки, настоятель читал послание отца Тихомира, а парни, поглядывая на фигуру важного склада в чёрном облачении с высоким клобуком* и золочёным крестом на груди, налегали на горячую грибную похлёбку с ещё теплым благоухающим хлебом.

С озабоченным видом мама Паши кружила по шапке, стоящей на лавке рядом с сыном, и жалобно стенала:

– Я снова невидимка. Настоятель меня не замечает. Сможет ли он нам помочь?

– Мам, наверное, богоугодное супер зрение после ста лет приходит, а этому настоятелю на вид чуть больше шестидесяти, – сын шёпотком высказал предположение.

– Может ты и прав…, – жёстко сцепила пальцы Елена Юрьевна.

Паша попытался отвести грустные думы:

– Мам, а долгожители это какая-то аномалия?

Та, продолжала заламывать руки, но более спокойным голосом ответила:

– Среди духовенства они не редкость. И светлые молитвы, и еда без избытка всё это способствует становлению крепкого здоровья. Посмотри вокруг, откуда здесь стресс может взяться?

– Да, с этим не поспоришь.

И вот игумен Нифонт благостно обратился к молодым казакам, заглянув каждому в глаза:

– В затворе** тот, кто выручить способен. Да всё ж заглянем к нему в келью***.

С никогда прежде не испытываемым душевным трепетом, покусывая нижнюю губу, Паша, усадив маму