Хотя служба и жизнь

Нам порой не с руки,

Казаки – это Русь,

Что не ведает пана,

Слава Боже тебе,

Что мы есть казаки.

Пусть бывает порой

Мы немного не правы,

Да простит нас Господь,

Да простят старики.

Мы – священная Русь,

Мы – опора державы,

Мы с тобой казаки,

Мы с тобой казаки.

Когда Паша перешёл к финальной части, он услышал, мамин голос. Она ему подпевала. Глеб заторможенными шагом выходил из амбара. Он подхватил последнюю строчку и нисколько пропел её, а проговорил:

– Мы с тобой казаки, – и едва слышно шепнул, – к птичнику.

Бойченко скрылся за углом. Степанцев продолжал выжидать. Немного погодя он поковылял в другую сторону. Затем сделал пару обманных обходов, выверяя, что за ним никто не следит. И метнулся к птичнику, где его уже ждал Глеб.

Услышав сцену приветствия друзей, Елена Юрьевна облегчённо вздохнула. Она спокойно выжидала того момента, когда сможет увидеть сына, и на волю из кожаного мешочка не просилась. Мать понимала, что для сантиментов время ещё нескоро придёт. Ангел-хранитель молилась.

– Бежим в лес? Там кони? – кинулся к другу Бойченко.

– Нет. В погребе надо прихватить Луку Лаврентьевича. Он помог мне сюда пробраться.

– Если это тот, кто пришёл с час назад, то он в горнице у братьев.

Паша обмер:

– Как у братьев? Они же его узнают?! Его надо срочно выручать!

– Тогда нам скрытно уже не уйти…, – растеряно отозвался Глеб.

Внутри Паши всё заныло, завыло, заломало: «Вот он вольный лес за околицей. Два шага и свобода. До Сарова совсем близко. Свобода или…». Он посмотрел прямо в глаза Глебу, тот словно ждал решения:

– Мы не можем его бросить. Пошли, обойдём избу и через подклеть в дом проберёмся. Скорее!

Друзья больше не медлили ни секунды. Они прокрались незамеченными за дом Алексеевичей. Бесшумно будто мыши они нырнули в сени, а потом заскочили в боковой подклет. Интуитивно Паша был убеждён, что именно здесь есть лаз, через который Дарья забиралась подслушивать разговоры отца с дядькой. Так и выяснилось. Они протиснулись в квадратный лючок и оказались в клети подле горницы, где Степанцева потчевали братья-бандиты. Друзья приникли к двери и прислушались. Внезапно дверь резко отворилась. Оба, получив неожиданный удар, отлетели в сторону.

– Дарья, опять ты?! Что ж тебе… – горячо вскричал Прокоп Алексеевич и остолбенел, никак не ожидая увидеть перед собой двух казаков.

Краем глаза Паша заметил, что Лука Лаврентьевич сидит за столом, припустив волосы вперёд. «Он маскируется. Его не признали!» – тут же смекнул Степанцев.

Фигура Прокопа Алексеевича загораживала дверной проём почти полностью. Харитон Алексеевич не мог видеть, кого обнаружил старший брат. Паша сверкнул глазами и приложил палец к губам. Прокоп Алексеевич на миллисекунду замер и тут послышался окрик младшего брата:

– Да, что там у тебя?

Подчинение болезненно отразилось на лице старшего брата. Он сделал шаг назад в избу и протрубил:

– Гости пожаловали.

Дальше скрываться не имело смысла. Паша с гордо вскинутой головой зашёл в горницу. Глеб втиснулся следом.

– Вы окружены. Сопротивление бесполезно. Дайте команду своим людям сдаваться, – отчеканил Степанцев.

Харитон Алексеевич с прохладцей отодвинул тарелку, обтёр бороду и ласково осведомился:

– Павлуша, ты ли это любезный? И собрат твой здесь…

– Повторяю. Дайте команду своим людям сдаваться!

Харитон Алексеевич переместил взор на брата:

– Чего стоишь? Вяжите!

В этот миг из тёмного угла за печкой выскочил кривоногий разбойник с саблей наголо. Прокоп Алексеевич тоже хотел выхватить саблю, но повременил. Для сражения места было недостаточно. Паше тоже сабля не требовалась. Он хотел провести битву на другом уровне. Степанцев уставился на Прокопа Алексеевича и вкрадчивым голосом спросил:

– До коли прислуживать меньшому собираетесь?

Тот побагровел, и сделал шаг вперёд:

– Не твоё собачье дело!

– Во как вы за братца заступаетесь. А он о вас так же печётся? Не так ли, Харитон Алексеевич?

– Вяжите этого ублюдка! – взревел младший брат, негодуя от такой наглости.

Паша стоял как вкопанный, Глеб тоже не отступал.

Вдруг Лука Лаврентьевич сонно потянулся, оправил волосы, бороду и расплылся в широкой улыбке. Степанцев рассмеялся, и указал на Лыткина:

– Что же позвольте, Прокоп Алексеевич, познакомить вас с мастером, которого вы на заводе пришибли.

Время словно превратилось в студень. Кривоногий отпрянул, и оторопело ждал команды. Лыткин поднялся. Старший из братьев попятился, взглянул на гостя немытого повнимательнее, а затем метнул гневный взор на Харитона Алексеевича.

– Ты меня одурачил! – прохрипел Прокоп Алексеевич, кидаясь на брата с кулаками.

Харитон Алексеевич прокрутился ужом и оказался на противоположной стороне стола. В этот момент в комнату вбежала Дарья. Оправляя перекосившийся светлый головной платок, она завопила:

– Батенька, там караульного нашли…

Девчонка не успела договорить. Дядька схватил племянницу и, приставил нож к горлу.

Паша выпятил нижнюю челюсть и жёстко проговорил:

– Вы окружены. Жандармы готовы напасть. Сопротивление бесполезно!

– Дайте мне уйти, и она останется жить, – прошипел Харитон Алексеевич.

Видя такое дело, кривоногий проскочил к окну, распахнул его и что есть мочи заорал:

– Облава! Облава! Разбегайсь кто куда!

К кривоногому бандиту в два щелчка подбежал Лука Лаврентьевич, ухватил за ноги и выбросил наружу. Во дворе поднялся неистовый шум.

Пятясь, и шипя проклятья, Харитон Алексеевич с жертвой покинул горницу. Он захлопнул дверь и затворил на её засов. Степанцев ударил кулаками о дверь. Та ни на миллиметр не сдвинулась. Он обернулся, будто стрелой пролетел к окну, и выпрыгнул. Прокатившись кубарем по земле, Паша, шатаясь, встал на ноги. Во дворе была неразбериха и сумятица. Потирая левое плечо он пробирался к конюшне, догадываясь, что вероятно там сейчас ищет спасение бывший главарь. Но в конюшне было пусто. Разбойники разобрали лошадей, и подвыпившие с трудом заскакивали на них. И тут Паша увидел, как на одном коне, подле бородатого всадника мелькнул светлый платок. Степанцев, не раздумывая подбежал к ближайшему наезднику, сбил седока, и запрыгнул на его коня. Ворота были открыты настежь. Паша выехал из стана. В лесу стояла чернота спускающейся ночи. Справа раздался девичий крик. Паша произвёл корпусом толчок, потянул правый повод и поддал левого шенкеля*. Конь двинулся, куда было велено. Уроки верховой езды не прошли даром. Пригибаясь и отклоняясь от хлещущих по нему веток деревьев, Степанцев продолжал преследование. Он не терял надежду во мраке чащи отыскать Дарью, которая беглецу была обузой. Паша ожидал, что вот-вот и обнаружит девчонку, но время шло, а Харитон Алексеевич не спешил расставаться с заложницей. Расстояние между ними было не большим. Характерные звуки долетали до Степанцева,