Однако в 1963 г. американская демократия была охвачена ощущением собственного внутреннего кризиса. Ее успех на Кубе вернул блеск Кеннеди как президенту, но не помог решить главное затруднение, с которым он столкнулся, будучи не способным протащить свою законодательную программу через Сенат США. Американская конституционная система сдержек и противовесов создала тупиковое положение, и некоторые комментаторы начали опасаться, что она может стать постоянным свойством американской демократии (см., например: [Burns, 1963]). Главным препятствием для изменений стал блок южных демократических сенаторов. Многие из них были очень стары, и казалось, что в политике они были всегда. Несмотря на наличие молодого президента, американская демократия тоже была геронтократией. Старики из сената были практически неуязвимы перед лицом выборов. Что могло их сместить? Быть может, сперва они должны были умереть?

Величайшая в истории американской демократии ирония состоит в том, что дело все-таки сдвинулось с мертвой точки, но для этого и правда понадобилась смерть, но не одного из стариков, а молодого человека. Убийство Кеннеди 22 ноября 1963 г. стало главным событием этой эпохи, моментом, запомнившимся навсегда, когда, казалось, весь мир на какое-то время оцепенел. Убийство создало всеобщее ощущение шока, но не кризиса. Устойчивость американской демократии, ее способность выдерживать даже самые сильные удары – вот что отметили многие наблюдатели, как близкие к событию, так и далекие. На место Кеннеди пришел Линдон Джонсон, который по сравнению с ним казался стариком (хотя он тоже был не таким старым, как выглядел). Джонсон ранее был членом южного блока в сенате, и знал всю его подноготную. Он знал, что можно сделать с ним и что можно сделать без него. В следующие годы ему удалось не только провести законодательную программу Кеннеди, но и пойти дальше, создав наиболее радикальную и наиболее обширную программу реформ, известную американской демократии со времен Гражданской войны. Проводником перемен стал в итоге не молодой человек, а старик.

Но у Джонсона была и другая сторона. Во время Карибского кризиса Кеннеди страшно испугался того, что вице-президент сменит его на посту президента, когда понаблюдал за его поведением в эти две трудные недели. Казалось, что в Джонсоне воплощены самые грубые составляющие демократического общественного мнения, его воинственность, непреклонность, близорукость. Джонсон был ястребом, который не желал увиливать от русской угрозы. На одном совещании в «ЕхСотт» (группе высшего уровня, собиравшейся для консультирования президента во время кризиса) вице-президент воспользовался тем, что оба брата Кеннеди на какое-то время отлучились из комнаты, и поведал собравшимся о своих соображениях. «Я знаю только, что, когда я был мальчишкой в Техасе, если ты шел по улице и тебе попадалась гремучая змея, вставшая на дыбы и готовая к нападению, единственное, что нужно было сделать, – так это взять палку и оттяпать ей голову». Как рассказывает биограф Джонсона, «в зале после такого заявления все на миг оцепенели» [Саго, 2012, р. 222]. Когда президент и его ближайшие советники наконец состряпали план, помогающий Хрущеву выйти из кризиса, они даже не стали говорить о нем Джонсону, боясь, что он не поймет. Неразумность демократического общественного мнения была оружием, которым, как они чувствовали, можно воспользоваться. Но лишь потому, что сами они были людьми разумными. Джонсон, с их точки зрения, – само воплощение неразумия – не понял бы того, что они собирались сделать.

Урок, вынесенный Джонсоном из Карибского кризиса, заключался в том, что демократии никогда не должны идти на попятную. Сдерживание, как он его понимал, означало, что ни от одного боя нельзя отказываться. Если демократическое общественное мнение было не против, обычно он держал общество в неведении относительно происходящего. «Я не потеряю Вьетнам, – специально сказал он членам команды Кеннеди по внешней политике через два дня после убийства. – Я не стану президентом, при котором Юго-Восточная Азия пойдет по пути Китая» [Ibid., р. 402]. Он заявил им, что надо по-прежнему закачивать финансовые и людские ресурсы в конфликт, но с минимальной оглаской. Один и тот же человек перезапустил американскую демократию и затянул ее в самую катастрофичную за всю ее историю войну.

Ждать того, что демократии извлекут из каждого кризиса, который они пережили, верный урок – значит требовать от них слишком многого. Некоторые уроки выучиваются – так, Индия научилась на своем опыте 1962 г., – но не все. Но они действительно переживают кризис и движутся дальше, а это значит, что они движутся навстречу следующему кризису.

Глава V

1974: Кризис уверенности

Кризис

К середине 1970-х годов у демократии была целая гора проблем: тревогу вызывали рост цен, дефицит энергоносителей, стагнация, вечные скандалы; проблемы ощущались в США, Латинской Америке, Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке; гарантий не было ни у кого. Казалось, что назревает совершенный шторм, который вызвал тревогу еще и потому, что никто не был уверен, где и когда он разразится. Внимания требовали многие кризисы, но они же и рассеивали его, а потому было трудно сосредоточиться на каком-то одном решающем плане действий. 1974 год начался с чувства приближающейся беды, а закончился растущим ощущением отчаяния.

2 марта Джеймс Рестон опубликовал в «New York Times» колонку под названием «Кризис демократии», которая потом была перепечатана многими другими изданиями. Рестон, который сменил Уолтера Липпмана в роли главного американского журналиста, выступающего поверенным президентов и премьер-министров, гостил в Лондоне, где писал об итогах британских общих выборов, которые прошли тремя днями ранее. Премьер-министр Эдвард Хит объявил выборы, надеясь выйти из тупика, в который его завела изнурительная борьба с национальным союзом горняков. Правящая Консервативная партия проводила кампанию под зловещим лозунгом «Кто правит Британией?» Кто правит – избранные народом правительства или же профсоюзы, представляющие каждый свою отрасль и ни перед кем не отчитывающиеся? Ответ избирателей оказался не тем, на какой надеялся Хит. Его партия выиграла на выборах с небольшим перевесом, но уступила места оппозиционерам-лейбористам. 3 марта Хит попытался сформировать коалиционное правительство, но потерпел неудачу. На следующий день он подал в отставку, позволив Гарольду Вильсону вернуться в качестве главы администрации меньшинства.

Британские выборы в феврале 1974 г. не были такой уж очевидной катастрофой. Кампания была жесткой, неприятной и не дала окончательных ответов, она прошла на фоне усугубившихся экономических проблем, однако результат не говорил о том, что страна вот-вот развалится. Зато он указывал на то, что страна совершенно не понимает, что делать дальше. Это как раз и навело Рестона на его идеи. Диагностированный им кризис демократии был связан не с прямой и требующей решительных действий опасностью, а с