пытался цепляться за власть в течение всего 1963 г., чиня препятствия Эрхарду, своему преемнику, однако его авторитет непоправимо пошатнулся, и в итоге он уже не мог сопротивляться требованиям перемен внутри своей партии. Он подал в отставку 16 октября, а его пост занял Эрхард. Несколькими месяцами ранее Бен-Гурион оставил пост премьер-министра Израиля. Его власть тоже была подорвана одним скандалом, «делом Лавона», которое часто называют «израильским делом Дрейфуса». По сути своей, скандал был связан с тайной террористической кампанией Израиля в Египте в 1954 г., которая, когда ее подробности вскрылись, нанесла серьезный урон международной репутации Израиля. Но в следующее десятилетие это дело привело к ряду обвинений и контробвинений, расследований и контррасследований, которые должны были выяснить, кто что знал и когда именно. Лавон, министр обороны, был выбран сторонниками Бен-Гуриона в качестве ответственного за фиаско. Сторонники Лавона утверждали, что его просто подставили и что за всей историей стоит не кто иной, как сам патриарх. И политика, и общество раскололись, и хотя жесткие правила военной цензуры, действовавшие в Израиле, осложнили публичную огласку этих событий, дело взбудоражило газеты страны, и они решили закрепить свои позиции. К 1963 г. поддержка Бен-Гурио-на внутри правительства ослабла, а 16 июня он подал в отставку, когда ему, видимо, вся эта борьба наконец опротивела. Возможно, он надеялся на то, что его позовут обратно, что уже случалось в прошлом, когда страна поняла, как без него трудно. Но если так, ему пришлось разочароваться. Никто его так и не позвал.

18 октября, через два дня после отставки Аденауэра, в отставку подал еще один премьер-министр, и тоже из-за скандала. Британское «дело Профьюмо», в котором оказались замешаны девушки по вызову и русские шпионы, государственные секреты и ложь парламенту, часто считается образцом современного демократического скандала. Гарольд Макмиллан, британский премьер-министр, был еще одним стариком, хотя и не таким старым, как выглядел; несмотря на то, что предлогом для отставки (как и в случае Бен-Гуриона) стало плохое здоровье, он прожил потом еще 20 лет. Макмиллан культивировал отцовский или даже дедовский стиль работы на посту премьера, а в период президентства Кеннеди целенаправленно подавал себя в роли мудрого старца, с которым должен был советоваться юноша. Во время Карибского кризиса Кеннеди постоянно с ним консультировался, и спокойствие старика оказалось очень уместным в тогдашних столь трудных обстоятельствах. Но оно было совершенно неуместным в легкомысленном скандале с сексом и шпионами, когда попытки Макмиллана сохранить имидж большого государственного деятели были окончательно подорваны ощущением, что он реликт уходящей эпохи.

Макмиллан, отлеживаясь под предлогом болезни в постели, замышлял, как бы помешать человеку, который должен был стать его преемником, Рэбу Батлеру, занять верховный пост. Батлер был прагматиком и профессиональным политиком, который за свою карьеру успел поработать на всех основных постах в кабинете министров, в том числе канцлером казначейства; Макмиллан считал, что он по натуре своей слаб и не может быть лидером. Бен-Гурион также попытался помешать своему наиболее очевидному преемнику и давнему министру финансов Леви Эшколю; он полагал, что Эшколь не способен принимать по-настоящему трудные решения, которые требуются от национального лидера. Точно такие же чувства были у Аденауэра по отношению к Эрхарду. Одна из причин, по которым Неру до самого конца цеплялся за власть, заключалась в том, что он хотел помешать своему министру финансов Мораржи Десаи занять его пост. Премьер-министры почти всегда не доверяют своим министрам финансов, которых они считают больше бухгалтерами, чем государственными деятелями. Они настаивают на том, что на вершине власти в демократической стране должно быть нечто большее, чем бездушная техническая экспертиза.

Точно так же, как интеллектуалы переоценивают важность интеллектуалов для демократической жизни, государственные деятели переоценивают важность государственной деятельности. Макмиллан и Неру на какое-то время добились своего, хотя Десаи потом все равно станет премьер-министром, в качестве преемника Индиры Ганди; тогда как преемник, выбранный Макмилланом, Алек Дуглас-Хьюм, в следующем году приведет свою партию к поражению на выборах, проиграв профессиональному политику Гарольду Вильсону. Аденауэр и Бен-Гурион ничего не добились своими махинациями, и им пришлось наблюдать, как люди, которых они пытались заблокировать, пришли им на смену. С точки зрения этих лидеров, ушедших на пенсию, все стало каким-то несоразмерным. Отцы наций потерпели поражения из-за мелочей раздуваемых политических скандалов; на смену им пришли счетоводы; а их демократии потеряли всякое чувство меры. Большие вопросы требовали больших людей, а большим людям нужны были не насмешки и закулисные ухмылки, а что-то другое.

Ханс Моргентау, «реалист» и сторонник государственного руководства как инстанции, занятой просвещением населения, разделял ощущение, что демократиям все больше не хватает чувства перспективы. Демократической политике грозило стать посмешищем. Когда он приехал в Западную Германию в 1963 г., он был расстроен тем, в чем увидел остаточные последствия дела «Der Spiegel». Скандал не привел к серьезности и не создал более осведомленного общества; напротив, он играл на руку банальностям и презрению. «По отношению к демократии, политикам и режиму Бонна распространился цинизм, – писал Моргентау, – который выражается в раскатистых аплодисментах, которыми награждают любого комика в ночном клубе, готового их вышутить» [Morgenthau, 1970, р. 345]. Дело Профьюмо в Великобритании привело, судя по всему, к таким же результатам – к буму сатиры. Люди стали относиться к политике менее, а не более серьезно. Мир в 1963 г. все еще был чрезвычайно опасным местом, но демократии только и могли, что смеяться над собой. Когда же они чему-нибудь научатся? Однако смешки и колкости – одни из способов, позволяющих демократии научиться справляться с опасностью. Так ей удается превратить слонов в мух. То есть они относятся к числу тех ресурсов, которых нет у автократий.

Не каждая демократия развивалась по той же схеме скандала и обновления. Британия, Западная Германия, Индия и Израиль были парламентскими системами, в которых премьер-министры (или их аналоги) могут быть смещены своим собственным кабинетом. Президентам это не грозит. Франция от парламентской системы при де Голле перешла к президентской, именно для того чтобы закрыть возможность подобной нестабильности внутри правительства. Де Голль был государственным деятелем с грандиозным чувством серьезности. Он считал, что все должно быть соразмерно: Франция, великая страна, нуждалась в великом человеке, который стоял бы у руля. В 1963 г. он был единственным из демократических патриархов, оставшихся на посту, и его положению по-прежнему ничего не угрожало. Американским президентам не приходится волноваться, что их пост займут министры финансов (ни один из 75 чиновников, работавших в этой должности, никогда не избирался президентом). Из этого, конечно, не следует, что американские президенты – великие государственные деятели. Но обычно они все