Шрифт:
Закладка:
— Ты, наверное, думаешь, что ему негде жить, и ему нужна моя квартира, или он вообще альфонс, который живет за счет женщин. Прости, что я эти гадости произношу, но я должен озвучить все твои сомнения… Не смущайся, ты имеешь на них право, хотя ты и ошибаешься… Но понимаешь, я не могу быть альфонсом, потому что знаю, что ты зарабатываешь меньше меня. Правда, я могу охотиться за твоей квартирой… — он усмехнулся. — Это верно, тут возражений не придумать. Жилья у меня нет, значит, ergo, охочусь.
Он задумчиво умолк. Глаза Танюши стали умоляющими. Она ждала, чтобы Ион выпутался из возникшего противоречия. А он наморщил лоб, словно ученый-математик, доказывающий прежде недоказанную теорему.
— Хорошо, давай так. Мы будем жить в твоей квартире, и я буду зарабатывать деньги. Это ведь непротиворечиво, а?
Танюша невольно помотала головой, и тут же осеклась — настолько невозможно выглядело то, что они вообще обсуждали эти вещи.
— Тебе, наверное, смешно, что я говорю тебе это так прямо… Но зачем лукавить, если все ясно?
К Танюше, наконец, вернулся дар речи.
— Ты… ты предлагаешь мне… с тобой жить? — пролепетала она жалобно.
Ион просиял.
— Не предлагаю. Я предупреждаю тебя об этом.
— Но…
— Если ты откажешься, нам обоим будет плохо — и тебе, и мне. Но так как ты это понимаешь, ты не откажешься. Я предупреждаю тебя, что ты не откажешься.
Лицо Танюши вспыхнуло. Прижав руки к щекам, она отвела взгляд. А Ион продолжал пристально на нее смотреть. Улыбка исчезла, он стал серьезен. Протянув руку, он коснулся ее подбородка и чуть-чуть повернул к себе, чтобы видеть глаза.
— Ради Бога, не подумай, что я смеюсь над тобой, или груб с тобой, или что-то подобное. Знаешь, почему я так долго ничего не говорил? Почему ждал до последнего? Я все думал, как тебе это лучше сказать. И вот сегодня придумал.
У Танюши в глазах появились слезы.
— Ты знал, что я не откажусь, да? — всхлипнула она.
Привстав, Ион наклонился к ней, и Танюша ощутила его дыхание.
— Вообще-то, нет. Но я надеялся. Что не ошибся. Так я не ошибся?
Танюша молча помотала головой. Ион с облегчением вздохнул и положил ей руку на плечо.
— Ну и слава Богу. А я, знаешь, волновался. Вдруг… Да что ж ты плачешь? Ну, перестань. Все же хорошо! Просто отлично. Мы же обо всем договорились. Танюш? — Он нагнулся к ее лицу, которое она пыталась спрятать. — Какая ты все-таки смешная. Ты же сама этого хотела, а теперь плачешь.
— Я и хочу-у…
— Отчего же тогда плачешь? Это, значит, рефлекс такой? Твое желание исполнилось, значит, нужно поплакать?
Он пересел к ней на полку и обнял ее за плечи. Танюша не могла сдержать слез, но уже слабо улыбалась.
— Да, верно… С-смешно. Просто… понимаешь, это так неожиданно.
— Понимаю! — Он сделал веселую гримаску. — Что поделаешь, тебе надо со всем этим свыкнуться. Но я потому и начал вечером, чтобы ночью у тебя было время. Ты ведь после такого вряд ли уснешь, верно?
Танюша кивнула и беззвучно засмеялась.
— Вот. Это и хорошо. Чтобы утром тебе не показалось, что это был прекрасный сон. Потому что это не сон. Все по-настоящему.
— Ты меня правда любишь? — Танюша жалобно взглянула на него.
— Танюша! — притворно-строго сказал Ион. — Тебе ли повторять всякие банальности?
Она покраснела и стыдливо закрыла рот рукой. И правда, это было глупое кокетство, но оно вылезло против ее воли.
— А впрочем, ладно, побалуйся. Разрешаю тебе произнести все глупости, которые в таких случаях произносятся. Обещаю подыграть. — Зубы его блеснули в сияющей улыбке.
Танюша радостно заморгала глазами, пытаясь вспомнить глупости, которые он имел в виду. Но, подумав, поняла, что ей ничего не хочется говорить.
— Я… в другой раз. Скажу глупости. Раз ты обещал их слушать.
— Ну вот и славно. А теперь ложись. Если получится, попробуй уснуть, хе-хе. — Он аккуратно, но властно уложил ее на подушку и принялся заново подтыкать одеяло.
— А ты… ты уснешь? — спросила Танюша, не сводя с него глаз.
— Я-то? Конечно. Сейчас дойду до себя и отрублюсь. — Ион лукаво улыбнулся. — Наверное, я должен был сказать, что тоже не буду спать всю ночь от волнения? Нет, не дождешься. Это я раньше волновался. Весь поход, можно сказать, мучился. Я теперь, когда ты связана обещанием по рукам и ногам, чего ж мне переживать? Пойду и усну спокойным сном… обладателя ценнейшей вещи.
— А вдруг вещь украдут? — вздумала пошутить Танюша, но тут же закрыла рот ладонью, потому что почувствовала, что опять вышла «всякая банальность».
— Не украдут. Она сама не пойдет. Я в ней уверен. — Ион заботливо укрыл Танюшу до подбородка, заткнул одеялом оставшиеся щели, а потом легонько коснулся рукой ее волос. Она почувствовала, что его пальцы чуть дрожат. — Ну, вот. Теперь закрывай глазки и пытайся уснуть.
Танюша было послушно выполнила его приказание, но тут же испуганно открыла глаза.
— Ионушка!
— Что?
— А не мог бы ты… Словом… Не мог бы ты тут чуть-чуть посидеть. А то я боюсь.
— Чего?
— Что ты исчезнешь. Ну, хотя бы минут двадцать, а?
Ион улыбнулся, как мать улыбается своему младенцу.
— Хорошо, солнышко. Но при условии — ты закрываешь глазки.
— Я закрою-закрою. — Танюша тут же с силой зажмурилась. — Только… а ты не мог бы взять меня за руку? — Не дожидаясь, она вслепую пошарила перед собой и поймала его руку.
— Ладно, держи, хе-хе.
— Я повернусь к стенке, чтоб тебе сидеть было удобно… — Не открывая глаз, Танюша повернулась и почти вжалась коленями в купейную перегородку.
Она не смела приоткрыть век, но чувствовала, как Ион осторожно, чтобы ее не задеть, устроился на кусочке пространства за ее согнутыми коленями, а плечом прислонился к перегородке. А еще она была уверена, что видит его лицо. Он не улыбался, а смотрел на нее серьезно и немного печально.
— Ты такой красивый, — прошептала Танюша, не открывая глаз.
Ион усмехнулся.
— Не обращай внимания.
— Как так не обращать?
— Да вот так. Я же на тебя не обращаю внимания. Ну, на то, как ты выглядишь. Мне все равно. Внешность людям знаешь зачем дана?..
— Чтобы услаждать наши взоры твоей красотой, — перебила она.
— Нет, солнышко. Чтобы своего любимого от других отличить. Но и то — на первых порах, пока ты его ищешь. А как нашел, так внешность вообще не нужна. Ты его по-другому чувствуешь. — Ион вздохнул — как показалось Танюше, грустно. —
