сочувствие снова заставляет меня злиться. Что бы там он не испытывал, одно мне ясно. Не нужно обладать эмпатией, чтобы понять: основное, он чувствует, — ни что иное как ревность.

Недовольно поджимаю губы и отворачиваюсь.

— Нам пора. — Бросаю Тимуру и, не дожидаясь его, спешу вниз по ступенькам.

Проклятье. Он не имеет никакого права ревновать меня. Он мне никто. Между нами не может быть такого чувства. Оно мне не нужно. Оно мне не нравится. — Твержу я себе, но мурашки, бегущие по спине, говорят о том, что моему телу ревность Вадима очень даже по вкусу.

Глава 36

Тимур входит на кухню следом за мной и застывает на пороге, оперевшись плечом о косяк. Я подхожу к столу и разворачиваюсь лицом к Тимуру. Сцепляю руки перед собой и мнусь на месте. Понимаю, что начинаю нервничать и сомневаться в том, что поступила правильно, пригласив его к себе. Сама не знаю зачем это сделала. Я думала, что смогу. Я взрослый человек. Человек, у которого три года не было секса.

Тимур — очень привлекательный молодой человек, который мне приятен, который прекрасно ко мне относится, и который испытывает ко мне интерес. Даже нечто большее, чем интерес. Но, наверное, в этом-то и есть проблема. Он чувствует ко мне что-то гораздо большее, чем я к нему.

И это, черт возьми, меня очень злит. Влюбиться в Тимура было бы идеально. Так было бы правильно.

Как это было бы просто и легко…

Он стоит на пороге и смотрит на меня с привычной теплотой во взгляде. Есть в его глазах и что-то еще. В его расширенных зрачках отчетливо читается сексуальный интерес. Но он не двигается с места. Стоит и ждет, пока я приглашу, позволю, протяну руку. Он не переходит черту, давая мне возможность решить. И это, пожалуй, мне тоже не нравится. Будь он немного более решителен и напорист, возможно я бы позволила ему все, возможно, я бы не раздумывала. Но он бездействует, и я сомневаюсь.

— Кхм… — Негромко прочищаю горло и неопределенно взмахиваю руками. — Хочешь… кофе?

— Нет. — Тут же отзывается Тимур. Переводит вес с одной ноги на другую, смотрит в пол, затем снова на меня. — Могу я задать тебе вопрос?

— Конечно.

— Что у тебя с Самойловым? — Вопрос, как удар под дых.

— Ничего. — Отвечаю слишком резко. Складываю руки на груди, где сердце начинает всполошено биться. Господи, это всего лишь фамилия… — С чего ты вообще взял…

— Он сказал, чтобы я держал подальше от тебя свои руки. Если не хочу их лишиться. — Усмехается Тимур. — Не то чтобы я его боялся… Но я должен понимать…

Сглатываю и быстро моргаю. Тимур говорит, а во мне детонирует сразу несколько чувств. Они взрываются во мне словно фейерверк, быстро и мощно, так, что я даже не успеваю понять, что есть что. Я даже не могу понять, приятные они или нет, не говоря о том, чтобы дать им название. Замечаю одновременно и то, что моя челюсть сжимается, глаза начинает щипать, в груди разливается ноющая боль, а в животе странно теплеет.

Отворачиваюсь и обнимаю себя руками.

— Ничего между нами нет. — Стараюсь говорить твердо, но мой голос дрожит. Я хочу сказать фразу так, будто мне безразлично ее содержание, но звучит она так, будто мне жаль. И эти непроизвольные реакции моего тела, еще сильнее меня расстраивают.

— Ты уверенна? — Тихо и как-то грустно спрашивает Тимур.

Я не отвечаю. Не поворачиваюсь. Я не умею врать. Я — открытая книга.

Между нами ничего нет. Ничего, что помешало бы Тимуру сделать то, для чего он сюда пришел. Но что-то есть во мне, что не позволит ему это сделать.

— Я так и думал. — Глухо звучит голос Тимура за моей спиной. — То как вы смотрите друг на друга…

Голос Тимура обрывается. Я вздрагиваю и закрываю глаза, морщусь, пытаясь не дать его словам проникнуть в мое сознание. Между нами ничего нет.

— Я… пойду. — Говорит Тимур из коридора и щелкает дверным замком. — Если я буду тебе нужен, ты знаешь, где меня найти.

Голос Тимура прерывистый и печальный. Он врезается в мою спину, словно тысячи раскаленных игл. Мне так жаль. Мне невыносимо жаль. Я резко оборачиваюсь. Я хочу окликнуть его, попросить прощения, но наталкиваюсь на уже закрытую дверь.

Шумно выдыхаю воздух. К глазам подступают слезы. Что со мной? Что со мной происходит?

Во всем виноват Вадим.

Вадим. Вадим. Вадим. Это чертово имя в каждой нервной клетке. В сжатых добела кулаках. В горячих слезах. В болезненно сжимающемся сердце. В сладком трепетании в животе.

Почему его так много в моих мыслях? Почему его так много???

Он как чертов воздух, занимает все предоставленное пространство. Да что там. Он проникает, даже туда, куда я никогда не хотела бы его впустить.

Он — проклятый вирус, разрушающий меня на уровне молекул, атомов, микрочастиц.

Ненавижу его. Ненавижу за то, что он все это делает со мной.

Ему мало того, что он отобрал мою свободу, теперь он еще и решает за меня, кто может ко мне прикасаться.

Проклятый деспот. Тиран. Скотина. Урод.

Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу.

Будь он проклят.

Меня сотрясает крупная дрожь. Меня колотит. Хватаю стоящий на столе стакан, с трудом наливаю воды и залпом осушаю его. Перед глазами стоит Вадим. Мне хочется его ударить, я хочу, чтобы ему было больно. Поэтому швыряю в него стакан. Но стакан не достигает цели, он врезается в стену и разлетается на мелкие осколки.

Туда же летит ни в чем неповинный табурет. Ударяется о стену и отскакивает.

Моя злость требует выхода. Она раздирает меня на куски.

Я лихорадочно оглядываю кухню, ищу то, что можно было бы разбить, разрушить, уничтожить. Хватаю стоящие на столе тарелки и с размаху бросаю их на пол. Звук, с которым они разбиваются, настоящая услада для моего слуха. Но мне мало.

Мне не хватает воздуха. Проклятое платье душит. Воротник сжимает горло, и не дает вздохнуть. Я тяну его изо всех сил, но трикотаж не поддается, тогда я резко дергаю ткань, так что, воротник рвется по шву на шее. Я наконец могу вдохнуть полной грудью, и это дает мне силы.

Почти вибрируя от злости, бросаюсь в комнату, скидываю на пол подушку, злобно втаптываю ее ногами в пол. Попавшийся под руки пульт от телевизора летит в стену и разбивается. Хватаю тяжелую вазу из толстого стекла и швыряю ее о пол. Но этой