стерве ни почем, она будто из стали. Как и сердце этого чертова гада. Злобно улыбаюсь и, упав на колени, принимаюсь остервенело лупить ею о пол. Я бью, бью и бью, но моих сил не хватает, чтобы разбить. С диким ревом бросаю ее в стену. Треск стекла, разломавшегося на две части, приносит небывалое облегчение, почти радость.

Дышу глубоко и рвано. Упираюсь руками в пол и смеюсь. Я смеюсь и рыдаю. Долго, горько. Так, будто сошла с ума. По моим щекам катятся слезы, со временем смех утихает и все больше перерастает в беззвучные всхлипы.

На глупую вспышку ярости я растратила все свои силы, я не могу даже подняться с пола. Я просто сижу и смотрю на разбитую вазу и понимаю, что легче не стало. Злость выплеснута, но боль осталась. Осталась обида, осталась жалость, разочарование. Остались ненавистное влечение и какая-то глупая надежда.

Я сумасшедшая. Я одержимая. Я не принадлежу себе.

Оглядываю полуразрушенную квартиру, встаю с колен. Возвращаюсь на кухню, аккуратно обхожу осколки. На глаза попадается бутылка шампанского, привезенная мной из прошлой жизни. Беру ее в руки и не без труда откупориваю, делаю глоток прямо из бутылки и морщусь, зажав рот рукой. Пузырьки щекочут язык, но не приносят удовольствия. Ну и плевать, мне нужно заглушить этот ураган, что бушует внутри меня. Я решаю пить, пока не отключусь. Прикладываюсь к горлышку еще раз и слышу звонок в дверь.

Вздрагиваю, разочарованно морщусь и осторожно иду к двери. Бросаю взгляд на часы — половина второго ночи. Я почти уверена, что за дверью стоит Тимур, и это не вызывает у меня ничего кроме досады. Медленно иду к двери, безразлично думая о том, в каком виде сейчас предстану перед Тимуром — растрепанная, зареванная, с потекшей тушью, в порванном платье, болтающемся на груди.

Открываю дверь и поднимаю глаза.

Дышать в том же ритме больше не получается.

Глава 37

Это Вадим.

Передо мной стоит Вадим.

Мое сердце ухает и замирает. Оно останавливается, не знаю почему, но оно по-настоящему останавливается на несколько секунд.

Он видит меня и его лицо вытягивается от удивления, которое быстро сменяется беспокойством.

— Что с тобой? — Глухо спрашивает Вадим, пройдясь взглядом от моего лица до босых ступней, и не дожидаясь ответа, врывается в квартиру.

Оглядывает комнату, так будто ищет кого-то, но видит лишь результат вспышки моего гнева. Снова переводит на меня взгляд и толкает дверь рукой, закрывая. Он смотрит на меня таким сложным взглядом, что я даже не пытаюсь расшифровать, что за ним кроется. Приваливаюсь спиной к стене и поднимаю глаза на Вадима.

— Зачем пришел? — Спрашиваю хриплым от недавних слез голосом.

Вадим не отвечает, отводит глаза, будто мой вопрос застает его врасплох. Я невесело усмехаюсь. Я знаю, зачем он пришел. Он пришел, чтобы выдернуть из моих объятий Тимура. Тимур в моей постели — это не то, что планировал на мой счет Вадим. Я — его кукла, он мной играет, и в его игре не должно быть того, чего он не хочет. Я не могу решать даже то, с кем мне спать…

Морщусь от горечи и злости, что снова начинает пульсировать в висках и зудом расходиться в ладонях. Подношу бутылку к губам, но не успеваю сделать глоток. Вадим хватает бутылку и дергает вниз, так что несколько капель, выплескиваясь, попадает на мою щеку и губы.

— Что ты делаешь? — Выплевывает Вадим, глядя на бутылку, зажатую в моем кулаке, с отвращением и возмущением.

Я медленно вытираю рот и щеку рукавом платья и, сжав зубы, подаюсь вперед к его лицу.

— Нет. Это что делаешь ТЫ? — Я почти рычу в его лицо. Толкаю его в грудь, так что бутылка выпадает из моих рук, падает на пол и шампанское с шипением выливается у наших ног. — Что ты делаешь, Вадим? — Снова бью его в грудь.

Вадим не реагирует. Смотрит на меня своими серыми глазами, словно удав на добычу, и не моргает. Он не выказывает никаких эмоций, но свое дыхание он контролировать не в силах. Его грудь высоко вздымается и опускается, воздух с шумом вырывается из легких.

Мое лицо горит, ладони так и зудят зарядить ему звонкую пощечину, я едва сдерживаю себя, чтобы не вцепиться ногтями в его горло и не расцарапать в кровь. Я подаюсь еще ближе, почти касаясь своей грудью его груди, и сквозь сцепленные зубы рычу, глядя на него снизу-вверх:

— Зачем ты приходишь ко мне среди ночи? Зачем ты угрожаешь Тимуру? Какое ты имеешь право…

— Тимуру? — Зло выплевывает Вадим, внезапно хватая меня за предплечья. Маска хладнокровия слетает с его лица. Имя Тимура обнажает зверя внутри него. — Зачем я угрожаю Тимуру? — Повторяет и склоняется над моим лицом. Встряхивает меня и сильнее сжимает руки. — Ты знаешь зачем. Ты знаешь, Агата. Ты все знаешь сама. Мне не нужно тебе объяснять. Ты, твою мать, все знаешь даже лучше меня!

Скрип зубов, злобный взгляд, больно вцепившиеся в мои предплечья пальцы. Глаза, налитые кровью.

Слишком сильно. Слишком близко. Слишком больно.

Мое сознание оказывается слишком неготовым ко всему этому. Мой мозг теряет смысл происходящего, трещит от напряжения и сбоит. Его злость не пугает меня, не заставляет отстраниться, не вызывает ответной агрессии. Я не замираю, словно напуганный кролик перед жестоким удавом. Я внезапно чувствую, как слабеют мои ноги, а в животе разливается мягкое тепло.

У меня такое ощущение, что под моими ногами тонкий лёд. Я стою на замерзшем озере, и лёд тает и истончается. С каждой секундой все тоньше и тоньше. Я смотрю на Вадима и не знаю, чего хочу больше: ударить его или притянуть к себе. Мне кажется, если я сделаю последнее, лед подо мной треснет. Я пойду ко дну, быстро и неотвратимо. Я уже не смогу спастись. Не смогу сбежать.

Но я не хочу бежать. Я не хочу спасения.

Я приоткрываю губы, судорожно втягиваю воздух и подаюсь еще ближе. Руки Вадима сжимаются еще сильнее, он смотрит на мои губы и на его лице почему-то отражается мука. Он шумно сглатывает, а в следующую секунду его губы опускаются на мои.

Лед ломается. Я проваливаюсь. Я тону, толща воды смыкается над моей головой.

Нет, это — не вода. Это раскаленная лава.

Его чувства обрушиваются на меня обжигающим потоком. Они такие сильные.

Они гораздо сильнее моих.

Открытие вышибает из легких воздух. Я не могу поверить в то, что он