Шрифт:
Закладка:
— Я давно не занимался… Можно, я передохну?.. — спросил изнывающим голосом Леонель, надеясь, что Эверард сжалится над ним.
— Отдохнуть? А ну-ка круг дал, я тебе не добрый папаша! Забыл уже, с каким дьяволом говоришь? Беги! — грозно приказал Медбер.
И пробежал он эти два круга. И свалился с ног перед наставником, который уже гонял Адияля по канатам.
— Я больше не могу…
— Чего? Ты что разлегся? Думаешь, твоя тренировка окончена? Тебе ещё предстоит поединок с братом.
— Какой ещё поединок? Учитель… Зендей же меня побьёт… — возмутился Адияль, который не мог себе представить честный бой между ним и братом, который старше его на шесть лет.
Внезапно учитель закашлялся. Он резво отпрял в сторону и начал выплевывать кровь. Он уронил его любимую трость, которую он стал часто носить с собой последнее время.
— Дядя, что с вами? Что случилось? — запаниковал, быстро подбежав к наставнику Адияль.
— Эй, народ! Бегом, Медберу плохо! — заорал на весь лагерь Зендей.
Вскоре к Эверарду подбежал абсолютно весь лагерь. Все были в панике. Никто не мог представить, что с этим непробиваемым стариком, который может одолеть каждого солдата здесь, может что-то случиться. Именно поэтому, скорее всего, многие, заметив подозрительное состояние Эверарда в последние недели, да и саму трость, которая не казалась ненужной ему, поначалу не отдавали этому должного значения.
Так оно и происходит. Мы часто боимся признать, что с нашими близкими может что-то приключиться. И в итоге, мы получаем этот удар совершенно неожиданно и больно. Этот старый ворчливый и жестокий порой учитель был для многих здешних ребят самым близким человеком. Кем-то вроде отца: как и для меня, как и для Адияля, так и для Джеймса, Ольгерда и остальных. Для нас с братом он был вторым отцом, для ребят — единственным. В этом лагере многие оказались лишь потому, что их родители уже не могли обеспечить свои семьи, или же родителей и родных просто не оставалось. Детей раннего возраста можно отправить в «Звериные академии», а тех, что старше семи лет уже не принимают. И они остаются на обочине жизни. Никому не нужные, голодные и обиженные. Но дядя в своё время собирал таких детей с улицы и обучал. Лагерь Медбера — это не просто лагерь разведчиков, а дом для сирот и брошенных, где они могут обрести семью.
Много ли встретите вы таких людей? Я не думаю, что со временем что-то изменится. Эверард Медбер — герой множеств сражений, один из самых почётных и выдающихся воинов всех времен, гениальный тактик и разведчик. Для меня долгие годы эти статусы ничего не значили, как и для него. Когда я заходил к нему в дом, я видел много разных мечей на стене, видел гобелены с его братом, иные портреты совсем не знакомых мне людей, но ни одной награды не видел. Может, он и просто хранил их где-то в укромном месте, но теперь я точно знаю, что он ими даже не дорожил, хотя было их у него крайне много — это наверняка. Для меня он был в первую очередь внимательным учителем и строгим, но честным и в душе добрым отцом.
Поверить в то, что он на грани смерти, представлялось невозможным. А мы ведь даже не знали, сколько ему лет на самом деле.
— Дядюшка, я могу зайти? — спросил, слегка высовываясь из-за двери, Зендей.
— Заходи. Даже не спрашивай. Теперь уж я не могу быть тем же дьяволом, что раньше… — ответил скованно лежащий в постели Эверард с ужасными синяками под серыми глазами, платком на шее, испачканном кровью.
— Учитель… Как вы?
— Эх, парень, ты не расстраивай меня своей глупостью. Как я могу быть? Я ведь помираю… — хрипло проговорил наставник, вновь закашляв кровью.
— Не говорите так… Я… Все будет хорошо… — еле сдержав слезы, уже не стоя на ногах, сказал Леонель.
— Конечно, всё будет хорошо… Подойди ко мне… — сказал учитель, всё сильнее кашляя, указав на место рядом с ним.
Зендей подошёл и сел, вцепившись в его руку. Учитель также взял его руку своей второй и сжал.
— Мальчик, всё будет хорошо… Я знаю, что вы с братом справитесь…
— Простите меня… Я так много вам грубил… Вы очень дороги для меня… Я… Чёрт! — уже не сдержав солёные струйки, произнёс Зендей.
— Время идёт. И ничего уже с этим не поделать. Не надо проливать слезы из-за меня… Я прожил долгую и счастливую жизнь. Смотри выше, сынок! Смотри на то, какое наследие я оставил! Я рассчитываю на тебя. Я хочу, чтобы ты исполнил свою мечту. Я верю, что ты станешь великим рыцарем, или как ты там писал в своей книжке. Просто помни мои слова. Важно не то, какие статусы или звания получал, а то, человеком ли ты стал… В жизни ценнее те люди, которые ценят своих товарищей, друзей, а самое главное — родных… В жизни ценнее те люди, что честны перед собой и остальными. В жизни ценнее те люди, которые не сдаются. В нашем мире это сложно… Но помни мои слова. Я прожил так. И я тебе это вверяю… — договорил Эверард и вновь выкашлял алую жидкость на платок. В его добрых, но мудрых очах на сей раз промелькнула искорка печали, хотя ранее в них ничего, кроме уверенности, стойкости, гордости, рассудительности не было и в помине. — Я бы не сказал, что свой век прожил достойно. Были на плечах моих ошибки. В том числе связанные с любовью. В тебе я вижу то же, что когда-то было и в моей душе. Страсть. Ты, мальчик, послушай… Кх… послушай: я столько лет тебя обучал и могу судить. Ты юноша с израненным сердцем, которое жаждет того, чтобы его вновь зажгли. Ты не в гармонии с самим собой лишь потому, что думаешь, мол… кху-кхэ… ты сам виноват в своём одиночестве — ты замкнулся. Но это тяготит… Кхэ… В общем, твои глаза, мой мальчик, печальные с того момента, как я тебя увидел. Травма детства будто бы забыта, но на деле лишь подавлена, убрана в сторону. Но ты должен её откопать. Я, правда, не могу сказать, как ты это сделаешь. Очевидно, никто не властен над своим подсознанием и сердцем. Но иногда всё-таки что-то может помочь… кхэ… справиться… Просто не ищи вину в себе вечно: иди вперёд… Боже… мне
