Выйдя из неё, молниеносно отыскивает глазами свою машину и сужает их, когда видит меня. 

Осматриваю его всего, чувствуя возбуждение с привкусом злости.

На нём майка с глухим воротом и без рукавов! Спортивные шорты до середины бедра, на ногах сланцы. 

Впечатления от этого босяцкого комплекта на Орлове - неизгладимые. Настолько, что мне хочется его облизать. Вместе со всеми его бицепсами, трицепсами, здоровенными конечностями и выкрутасами. 

Резко осмотревшись по сторонам, трогается с места размашистым шагом.  С каменным лицом и блуждающим взглядом. То есть, глядя куда угодно, только не на меня.

Впиваюсь ногтями в ладони, складывая на груди руки.

Хмурю брови, изучая его небритое, просто мега заросшее лицо, растрепанные волосы, синеватые круги под глазами и возникшую откуда не возьмись складку между тёмных ровных бровей.

Чёрт. Я соскучилась по этому двуногому ослу. Дико! Мы всего два дня не виделись. Сколько я вообще без него выдержу? Его постоянное присутствие рядом вызвало такое привыкание, с которым я не хочу бороться. Это привыкание началось ещё полгода назад! Я уже пыталась с ним бороться, и ничего из этого не вышло. Потому что он сам не оставил мне выбора. А сейчас он выглядит так, будто не спал пару дней.

Какого чёрта?! 

Выглядит уставшим и понурым. И от этого в моё влюбленное сердце впрыскивает доза нежности и первобытной потребности позаботиться. Накормить, приласкать и, блин, ублажить! 

Я знаю, что он умеет уставать. И знаю, что его голове тоже нужен отдых. И я знаю, что в эти пять дней он занимается тем, что отдыхает. Отдыхает со мной и моей дочерью. И ему это нравится. Просто нравится, и всё. Если бы это было не так, его бы уже здесь не было. Его бы вообще здесь не было...

Остановившись рядом, заслоняет своим торсом всё вокруг. Окинув взглядом двор поверх моей головы, демонстративно опускается на корточки и с недовольным видом изучает заднее колесо своей машины, на котором остался смазанный след от моей ноги.

Бросает взгляд на мои стопы, всё также демонстративно сопоставляя информацию. С таким видом, будто моя нога всерьез могла чем-то повредить этому колесу!

- Во мне пятьдесят килограмм, - сообщаю, сдерживая себя от того, чтобы не двинуть ему промеж ног. 

Его спасает лишь то, что я очень дорожу тем, что у него там находится. Как и всем, из чего он состоит.  

- Я в курсе, - отвечает, стуча костяшкой пальца по колесному диску.

- Поговорим? - спрашиваю, глядя на его осунувшийся профиль.

- Валяй, - отряхивает руки, вставая.

Мои глаза ползут вверх вместе с ним. Положив руки на бёдра, терпеливо ждёт, глядя в моё лицо. Оглянувшись через плечо, оцениваю количество посторонних ушей вокруг нас. На первый взгляд все здесь заняты своими делами, и до нас никому нет дела. До нас никому нет дела, кроме нас самих, поэтому когда смотрю на него снова, тихо говорю:

- Если ты хочешь… фотографию, давай сделаем, но что-нибудь не такое… откровенное. И где не видно моего лица.

Его лицо напрягается. Глаза становятся стальными и жесткими.

- Да насрать мне на фотку, - перебивает, угрожающе понизив голос. - Ты реально думаешь, что дело в фотке?

Я знаю, в чём дело! И меня бесит, что он мог подумать именно так. О нас. Всё, блин, не так...

- Дело не в недоверии… - говорю упрямо. 

- А в том, что моя душа потёмки? - выгибает он бровь. - Я для тебя хрен с горы? 

- Как удобно ты все выворачиваешь!

- А ты разве не это имела ввиду? - снова гнёт он свои брови, просверливая дырку у меня во лбу. - Уеду завтра, и че? Потрахал Алевтину и досвидос? Так? 

- Именно так это и выглядит! - упираюсь, понимая что несу полнейшую чушь. - Пять дней потрахались и все! - говорю в сердцах. 

- Ну так на хрен ты пришла? - холодно спрашивает он.

Это отличный вопрос. 

- Я пришла, потому что мы взрослые люди, и я люблю тебя, Орлов. Но если тебе по фигу, то могу уйти! 

Дернув за локоть, тянет на себя. Упираюсь ладонями ему в грудь и задираю лицо, потому что хочу видеть его злющие глаза. Сжав заросшие щетиной челюсти, осматривает двор, читая мои мысли! Я не хочу, чтобы кто-то совал нос в наши дела. Это только между нами. Мы опять ссоримся как два пубертатных придурка прямо у все на глазах!

- И всё? - цедит, опустив голову и подтянув к себе так, что моя грудь прижимается к его. - Я приехал сюда к тебе. За тобой. Как думаешь, нахрена я это сделал? Думаешь, мне потрахаться больше не с кем, чтобы тащиться сюда ради секса?!

Ну разумеется! Все это я и так прекрасно знаю!

- Ты два дня молчишь, - повышаю голос. - Ты вообще собирался объявиться? Я что - Ванга? Догадываться, что там у тебя там в голове!

- Я тебе вопрос задал, - перебивает он. - На хрен мне всё это?!

Кусаю губу, глядя в его голубые прищуренные глаза. У меня есть один ответ на его вопрос. Я в нем уверена.

- Потому что, - отрезаю зло.

Его лицо усмехается...

- Ну давай, - стискивает мою руку еще жестче. - Разложим все по полочкам. Всё как мы любим, да? Так нахрен мне всё это сдалось?

- Потому что я тебе нужна! - говорю прямо в его лицо, встав на цыпочки.

- Ага, нужна, - одобрительно кивает он. - Один правильный ответ у нас есть. И нахрен ты мне нужна, а?

Вглядываясь в лицо, которое помню просто до каждой, до самой последней мелочи, сообщаю:

- Потому что ты меня любишь?

- Это вопрос, или что? - лает он.

- Утверждение!

- Вот именно. Я тебя люблю, Евдокимова. Я себе скорее яйца отстрелю, чем позволю этой долбаной фотке хоть где-то, блять, засветиться. Если бы мы десять лет женаты были, ты бы так же отреагировала?

- Даже если бы мы были женаты десять лет, я попросила бы тебя её удалить, потому что для меня это слишком! Вообще слишком!

- Я это понял, - скупо кивает он. - Я должен был спросить. Но теперь я, по крайней мере знаю, что у тебя ко мне никакого, блять, доверия. 

Мне хочется орать! 

Потому что он одновременно прав и нет! Это тупиковая! Тупая! Идиотская ситуация! 

- Я тебе доверяю, - закрываю глаза и топаю ногой.

Сейчас я понимаю это, как никогда. Прямо сейчас. Я доверяю ему! Плевать на эту фотографию. Я знаю, что могу ему доверять...

- Нет, не доверяешь, - жестко резюмирует он.

Открыв глаза, шепчу:

- Ты мне руку сломаешь…

Ослабляет свою медвежью хватку, оставаясь каменно непричастным. Разгладив ладонями рубашку на его груди, говорю: