Наведя на неё камеру, мама делает снимок, а потом переводит её на меня растроганно говоря:

- Ты у меня очень красивая, Алевтина. 

Её глаза увлажняются, что вызывает лёгкий спазм в моём горле.

- Спасибо, ма… - отвечаю, не зная что ещё ответить!

- Пусть только попробуют нос воротить… - бормочет, рассматривая мою фотографию, будто я не сижу перед ней прямо здесь и сейчас.

Кусая губу, чувствую предательские слёзы.

Такие разговор в нашей семье не приняты.  

По крайней мере, были не приняты, пока… связующее нас “звено” чуть не переехала машина.

Мы разговаривали целый час. Целый час я пыталась донести ей, что она ни в чём не виновата. 

Кажется, мы никогда не были так близки, как в последние дни. Никогда не проводили время вот так: просто вместе. Это оказалось просто. Очень просто проводить время вместе, когда ты не чувствуешь вечного давления. Не чувствуешь, что вот-вот разговор о макаронах превратится в разговор о том, как я собираюсь устраивать свою жизнь, или о том, как я должна её устраивать. Такие разговоры всегда выводили меня из себя, потому что у меня не было ответов на все эти проклятые вопросы! Чтобы найти на них ответы, мне нужно было время. Мне нужно было время, чтобы прийти в себя после трёхлетнего ковыряния в пелёнках. После учебы, которая давалась не всегда легко. Мне нужно было время, чтобы просто оглянуться, чёрт возьми, по сторонам и понять, кто я вообще такая?! Сделать что-то, чего никогда не делала. Вырядится, как шлюхе, зная, что вряд ли повторю это снова. Сделать для того, чтобы понять границы. Свои и не только. 

Любуясь моей фотографией, мама утирает костяшкой пальца уголок глаза, что вызывает очередной прилив слёз к моим собственным глазам.

Мне кажется, будто мы впервые заговорили на одном языке. И это… бесценный, мать его, опыт! Узнать, что твоя мать давно хотела попробовать устрицы. Или что вот так пьянеет от одного бокала вина. Все эти мелочи, о которых мы не разговаривали никогда. И сейчас мне кажется, что брак с Марком стал бы трагедией для наших с ней отношений. Просто… ужасной, непоправимой трагедией, потому что после этого мы вряд ли смогли бы наладить хоть какой-то контакт друг с другом.

Сегодня мы разговариваем только о нас. Просто разговариваем. Разговариваем ни о чём. О всякой ерунде. Мы просто… семья. И теперь я наконец-то готова сказать ей о том, как благодарна за всё, что она для меня сделала. Сказать без нервозности, не в процессе очередного скандала. Сказать так, чтобы она это услышала и поняла. Что ближе неё у меня никого, чёрт возьми, нет.

Сглотнув ком в горле, беру со стола свой телефон. Включаю камеру, и поднявшись с кресла, становлюсь позади неё, обнимая за шею и целуя щёку.

- Тоня, иди сюда… - прошу дочь, поцеловав мамины волосы.

Она снова всхлипывает, а Тыковка послушно подлезает под её руку и обнимает за талию. Настроив камеру, приказываю:

- Улыбаемся! 

Делаю селфи, поймав нас троих в объектив.

- Ох… отправь мне, - просит мама. - Прямо сейчас, а то забудешь.

Вернувшись на место, сбрасываю ей фотографию, на месте решая превратить её в какой-нибудь семейный портрет. Тоня принимается болтать, а я нажимаю на иконку городского такси, которая маячит на стартовой странице моего айфона.

В моём телефоне куча неразобранной почты и больше ничего. 

И это то, просто выводит меня из себя.

Орлов, ты - твердолобый олень!

Который молчит уже вторые сутки, а именно, тридцать семь грёбаных часов.

Я тоже молчу, хотя у меня куча информации, которой я хотела бы поделиться именно с ним! 

Потому что кроме него никто и никогда не поймёт, что для меня значит эта крошечная иконка в моём телефоне. Второй опыт работы с приложениями. Второй полностью самостоятельный опыт, километры часов работы, некормленный и невыгуленный ребёнок, заросшая мхом съемная квартира и первый свободный от довлеющего над шеей топора день. И пополнившийся баланс моей карты. Прекрасная цифра с пятью нулями, а также новый диван для мамы и новый велосипед для дочери.

И я хочу поделиться этим с ним! Хочу получить от него консультацию на выписанные специально для этого в блокнот ошибки! Хочу его голос над своим ухом, снова хочу увидеть, как работает его голова. Потому что это то, чем я наслаждалась, работая под его руководством. Я наслаждалась неповторимым зрелищем - работой мозгов Станислава Орлова. И ещё, я хочу рассказать ему о том, что моим заказчиком оказался токсичный Рома, который просто уронил свою челюсть на стол, когда мы встретились сегодня утром. Я так хочу обсудить это всё с ослом Орловым, что вызываю два такси, используя свою разработку, едва мама делает последний глоток из бокала.

Зайдя по пути в туалет, быстро распускаю волосы и достаю из сумки маленький замшевый мешочек. Высыпав на ладонь серёжку в виде красной ягоды клубники, задираю сарафан и, с грандиозной вознёй, обновляю свой пирсинг.

- Хочешь, возьму её себе? - по-деловому шепчет моя подвыпившая мать, когда целую её у распахнутой двери такси.

- Возьмёшь? - с надеждой бормочу я. - Завтра утром заберу…

- Ой, - закатывает она глаза. - Сама приведу. Часа в три.

Сжимаю её шею руками и снова целую. Усадив обеих в машину, теряю налёт долбаной веселости. Всю дорогу до родительского дома Орлова, скриплю зубами и стучу по коврику сандалей, умоляя! Просто умоляя этого придурка оказаться дома.

Двор дома его родителей - точная копия моего.

Он жил здесь все эти чертовы годы! Пока я не знала о его существовании.

И ювелирно, просто гениально вписанная в маленький карман черная БМВ, как бальзам на мою злую, истерзанную его молчанием душу. 

Во дворе всюду люди. На детской площадке. На скамейке у подъезда. Солнце садится, и уже не так жарко. Я понимаю этих людей. Всех до единого. Три дня назад я вырядилась, как шлюха, и смогла пережить ошарашенные взгляды десяти пар глаз за праздничным столом “Кислоты”. Так что, когда со всей дури бью по колесу его машины, благополучно забиваю на всё вокруг. Мои границы оказались очень даже гибкими!  

Черная громадина никак не реагирует, поэтому бью опять и шиплю, потому что сигнализация срабатывает только с третьего раза.

Но её звуки - лучший саундтрек к сегодняшнему дню!