разделяете наши идеалы и устремления. Быть соратником лучше, чем временным союзником. Да, ваши заводы, впоследствии, могут отойти Лиенмоу, но никто не заставит вас отказаться от них целиком и полностью. Вы лучше всех знаете производство, ведь выступали не только в роли руководителя, но и в роли чернорабочего. Нам нет смысла заменять вас. Император обещает достойную жизнь, поверьте мне.

Шиети многозначительно усмехнулся.

— Похоже, вы действительно верите в эту идею. Она будто стала вам родной. Разве ваш отец не жил в роскоши? Впрочем, вместе с вами.

— Так и есть. Но он за неё никогда не держался. Это были подарки от старого государя. Тот считал, что лишние золотые часы удержат верность имитатора.

— И Джулий, конечно, же, верно служил не из-за этого?

— Не поверите, но нет. Он увидел своё предназначение в служении трону Лиенмоу. Лишь под старость лет он стал задумываться о колоссальных изменениях в общественном и политическом устройстве. Дело в том, что люди, живущие в достатке, редко задумываются о судьбах простых земляков. Более того, они порой ошибочно полагают, что бедняки заслужили подобной участи, совсем не беря во внимание то, что сама система просто не позволила низшим слоям развиваться иначе. В общем, господин Шиети, это длинный и довольно интересный разговор. Но мой вопрос остался без ответа. Вы готовы стать нашим соратником?

— Вы дадите мне несколько дней, чтобы осмыслить всё… это?

— Разумеется. Вместо ответа мы ждём вашу семью в поместье Цай, что расположена близ старого дворца. Люди Гудреда защищают тамошние границы. Император не приглашает вас в личные покои только из-за болезни.

— Понимаю. Благородно с его стороны.

— Это не все его достоинства, господин Шиети.

Рен поднялся с чувством выполненного долга, но у входа промышленник его остановил.

— В знак моего уважения к вам, господин Рен, и к императору, хочу сообщить ещё кое-что.

— Говорите.

— Когда Согдеван нас собирал у себя и когда он обличил наместника, наказав по всей строгости, он планировал агитацию против императорского двора, посредством раздачи зерна бедным слоям. Помимо этого, владельцу Торговой палаты и главе ревизоров-перебежчиков он приказал разузнать о состоянии императора и распустить слух о его кончине. Так же они планировали вылазку в старый дворец, чтобы отравить советника Романа. Позже мне удалось узнать, что всех главных лекарей столицы казнили за пределами центральных земель вместе с семьями.

Рен вспыхнул от негодования.

— Есть ли у вас доказательства?

— К сожалению, лишь мои слова. Но я могу попросить верных мне людей отыскать нечто подобное.

— Нет. Это слишком рискованно. Вы поставите под угрозу не только свою семью, но и семьи ваших рабочих.

— Не переживайте об этом. У меня есть шурин, увязший в грязных делах. По нему давно плачет тюрьма, и я вытягивал его из передряг множество раз — он должен мне. Я зашлю его. Даже если с ним что-то станется, горевать никто не станет.

— Жестоко.

— Я бы так не говорил, если бы не знал, что этот чёрт выкрутиться из любой ситуации.

— Даже не знаю. Делайте так, как считаете нужным, но сильно не рискуйте, мы попытаемся отыскать иные способы обличения князя.

Рен попрощался с Шиети и вернулся к повозке. Промышленник, сам того не подозревая, уже перешёл на сторону императора, ему осталось только осознать эту мысль и сделать правильный выбор.

***

— Что там творится, старик? — поинтересовался мальчишка каменщик, сгребая с пола кельму и кирку-молоток.

Вместе с пожилым напарником, он занимался укладкой стены вокруг поместья очередного богатея, каких в окрестностях Шаду жило довольно много. Сейчас громада пустовала: напуганные постояльцы поспешили покинуть дом после начала эпидемии. Тем не менее, обновить стену они всё же пожелали.

Внимание мальчишки привлёк шум с соседней улицы.

— Так это, зерно раздают, — не отрываясь от работы, ответил старик.

— Какое ещё зерно? То самое, что чуть раньше собирал с сельских наместник?

— Наверно, — развёл руками напарник, — мне откуда знать.

— Но что они кричат? Не могу расслышать.

— Ну, иди, погляди, раз интересно.

Мальчишка сунул инструменты в заплечный рюкзак и медленно побрёл в сторону толпы. Вызванный ажиотаж поразил его и даже смутил: люди враскорячку ползали в грязи, собирая рассыпавшееся зерно. Они залезали друг на друга, ругались, царапались, кусались. Озверевшие от голода и жажды, позабывшие о болезни, они буквально кидались на раздающих. В мольбах проступали гневные нотки. Толпа душила тех, кто пытался уйти. Кого-то грабили сразу, стоило им отойти от повозки и завернуть в переулок. И все эти вопли, падения и давка — испугали мальчишку. Увернувшись от очередного бедолаги, который старался убежать с горстью зерна подальше, каменщик услышал голос согдеванского слуги:

— Князь Согдеван просит извинить императора за нерасторопность. Неопытный молодой наследник совсем позабыл о тяготах населения. Князь жалует вам зерно из личных запасов, дабы поддержать в эти тяжёлые времена. Мальчик совсем плох и, неровен час, отдаст душу Вселенной. Будьте к нему снисходительны. Однако ж князь вас не оставит. Поверьте. Не оставит.

Мальчишка не думал, что в глазах этих людей могла теплиться хоть какая-то мысль, поэтому даже не придал значения гнилой агитации. Его семья не верила старому императору, не верила молодому, а князю Согдевану и подавно. Благо, им было чем отобедать и отужинать: брат матери воровал еду из разрушенного корпуса ревизоров.

Полный жалости и отвращения каменщик вернулся к старику.

— Ну что, поглядел?

— Ага.

— Понравилось?

— Нет.

Старик усмехнулся и водрузил новый камень на стену.

— Благо, до нас ещё не добрались.

— Что нас ждёт, старик?

— Да кто ж знает. Пока еда на столе есть — и ладно.

— Ну, а когда она закончится?

— Тогда помрём.

— Вот так? Просто?

— А в смерти ничего сложного нет. В жизни — да. А смерти бояться не нужно.

Мальчишка, раздосадованный увиденным и ответом напарника, сполз по каменной кладке, обессиленно опустив голову.

— Я боюсь, старик.

— Смерти боишься?

— Нет, беспомощности. Я вот тут стою с тобой, кладу стену… а вдруг завтра стены не нужно будет класть? Что тогда? Куда бежать, куда деваться? Боюсь, старик, того, что не знаю, как поступить.