всё это учитывая, что Себастьяну даже не было известно, жив ли этот человек, способен ли он ответить за свои деяния. Оказалось, жив! Я его видел! Тот же выступающий подбородок. Тот же металлический взгляд, которым он сверлил Себастьяна с другого конца двора в Аушвице. Даже волосы сохранили тот же цвет.

Себастьян бежал за Удо через весь парк, но полиция схватила его, а протестующие перекрывали обзор. Внутри что-то рухнуло от мысли, что возможность, выпадающая всего раз в жизни, утекала сквозь пальцы.

А потом Себастьян перевёл взгляд на свои собственные пальцы. Как когтями, он мёртвой хваткой вцепился в предмет, который дарил ему успокоение, толику надежды на то, что справедливость, наконец, восторжествует.

В его руках был фотоаппарат.

И Себастьян сделал по меньшей мере двадцать снимков.

Первым делом он позвонил Охотнику

Себастьян едва мог сдержать эмоции. «Я нашёл его!» – были первые его слова, за которыми последовало подробное описание произошедшего. Охотник был доволен, но отвечал сдержанно, напоминая Себастьяну, что встретиться с дьяволом лицом к лицу и поймать его – это две разные вещи.

Как бы то ни было, сказал Охотник, сделанных Себастьяном фотографий вкупе с его свидетельскими показаниями – учитывая, что он лично почти два года подвергался пыткам Удо Графа, – должно быть достаточно для того, чтобы привлечь к делу власти Соединённых Штатов. Однако он напомнил Себастьяну, что, для того, чтобы США помогли отыскать бывшего нациста, им придётся признать, что они его укрывали.

– Действуй осторожно, – предостерёг Охотник. – Найди людей, которым сможешь доверять.

Себастьян повесил трубку и провёл пальцами по волосами, почесал затылок, потёр виски. Долгожданные доказательства были у него на руках, и теперь ему говорили «действовать осторожно»?

Себастьян выпил маленькую бутылочку водки из мини-бара отеля. Потом позвонил на ресепшен и заказал звонок в Калифорнию. Продиктовал цифры, записанные в адресной книге. Это был последний номер телефона, по которому он звонил теперь уже бывшей жене.

Голливуд, 1980

– Начинайте показ, пожалуйста.

Фильм подавался на проектор перевёрнутым, мощный свет проходил через линзы, и на экране появлялась картинка. Каким-то образом в ходе этого процесса изображение переворачивалось в нужное положение. В секунду демонстрировалось двадцать четыре кадра, каждый по три раза, и всё же фильм на экране проигрывался плавно, как будто актёры находились с тобой в одной комнате. Каждый нюанс просмотра фильма – в некотором роде обман. В отличие, впрочем, от усталого человека в аппаратной.

– Свет, – сказал Нико.

– Да, сэр, простите, – ответила киномеханик.

В комнате стемнело. Начался фильм. Третий раз за три недели Нико смотрел его в одиночестве. Ещё не вышедший фильм о немецком клоуне, жившем во Вторую мировую войну, которого постоянные пьянки приводят в лагерь для интернированных. Там он выступает для заключённых еврейских детей. Видя, как хорошо у него получается их смешить, нацисты используют клоуна, чтобы убедить детей сесть в поезда до лагерей смерти. Против своей воли он делает это снова и снова. В конце фильма он, испытывая вину за свою ложь, тоже едет в Аушвиц и берёт за руку ребёнка, с которым они вместе заходят в газовую камеру.

В основу фильма, средства на который выделил Нико, лёг выдуманный сюжет, но каждый раз на последней сцене Нико бросало в дрожь.

– Ещё раз, сэр? – спросила киномеханик, когда фильм закончился.

– Нет. Достаточно.

– Душераздирающая картина, правда?

Нико встал и посмотрел на льющийся яркий свет.

– Что вы сказали?

– Извините, сэр, – пробормотала киномеханик. – Простите меня.

Свет погас, за чем последовал неуклюжий звук упавшей бобины.

Нико покачал головой и снова сел на место. Эта работница пришла недавно и явно не знала правила: не разговаривать во время показа, только если к тебе не обратятся.

В Голливуде у Нико появилось прозвище Финансье – «финансист» на французский манер. Он стал одним из самых влиятельных людей в индустрии. Сколько бы гламура ни окружало актёров и режиссёров, Голливудом правили деньги, и у Финансье их было больше, чем у большинства. Но, в отличие от многих коллег, он избегал излишнего внимания и по завершении съёмок смотрел фильмы исключительно в одиночестве, не появлялся на премьерах и не посещал съёмочные площадки. Большая часть его фильмов хорошо окупалась, после чего Нико вкладывал эти деньги в новые проекты и зарабатывал ещё больше.

Даже после сорока лет глубоко посаженные глаза Нико, его волнистые светлые волосы и высокая худая фигура по-прежнему привлекали взгляды в бизнесе, где внешность имела большое значение. Но он нечасто показывался людям на глаза. Приезжал в офис в нерабочие часы. Задерживался дотемна. У него не было секретаря, а большую часть дел он вёл по телефону. Нико никогда не давал интервью. Считал свою работу относительно простой. Ответственно вложи деньги. Потом ещё, потом ещё.

Он периодически исчезал на несколько дней и часто не отвечал на звонки. А когда отвечал, то выдумывал истории: что подвернул лодыжку, сорвался на срочную встречу в Нью-Йорк или не смог завести машину. Люди ждали встречи с ним месяцами. А если приём был отменён, то проводили ещё несколько месяцев в ожидании.

Нико сидел неподвижно, глядя на белый экран, и думал о финальной сцене только что просмотренного фильма – о клоуне, зашедшем в газовую камеру. Он потёр виски и три раза хлопнул ладонью по подлокотнику.

– Я передумал, – заявил он киномеханику. – Включите сначала.

Знаю, какой вам не терпится задать вопрос: отыскала ли Фанни Нико?

Ответ находится прямо у вас перед глазами. Но потребовалось двенадцать лет для того, чтобы его найти. Вот важные события, произошедшие за это время.

1968

После встречи с Каталин Каради Фанни вернулась в Европу. Из-за билетных ограничений, бумажной волокиты с оформлением загранпаспорта и нехватки денег она не смогла путешествовать за пределами Нью-Йорка.

Но взяла с собой открытки с фильмами.

1969

Фанни снова отправилась в венгерскую деревушку, где жила Гизелла, и осталась там на лето, обведя в календаре дату 10 августа.

В тот день к дому подошёл рыжеволосый мужчина с красноватой кожей и крепким торсом, в руках он держал сумку с деньгами. Фанни принялась расспрашивать.

– Кто вы такой? Кто вас послал? Откуда эти деньги?

На все вопросы мужчина лишь мотал головой. А когда Фанни начала наседать, сел в свой маленький автомобиль и уехал.

1970

Фанни отправилась в Израиль, где жила её дочь, и вместе они провели несколько месяцев, частенько гуляя у моря, которое так обожала Тиа. Они говорили о планах Тии после окончания университета и о её молодом человеке, который скоро