Которые теперь охотились за легионерами.

И те гибли десятками.

Среди рабов тоже были погибшие, но остальные продолжали сражаться все так же хладнокровно, решительно и яростно.

Вскоре легионеры обратились в бегство, устремившись в чащу леса: сначала несколько человек, затем еще несколько – и вот уже все оставшиеся в живых солдаты бежали по пересеченной местности, пытаясь спасти жизнь, а не честь. Им не надо было заботиться о восхождении по лестнице должностей.

Крикс и Спартак стояли посреди поляны. Вокруг уже не было ни одного живого римлянина – только трупы.

– Надо пуститься в погоню! – предложил кельт, воодушевленный победой.

– Нет, – возразил Спартак, весь во вражеской крови. – Не стоит превращать славную победу в поражение. Вместе с солдатами бежали центурионы, бывалые начальники, которые только и ждут, чтобы собрать и построить свои войска, а бой в чаще леса – очень непростое дело. Не надо никого преследовать. Соберите все оружие, какое найдете, а также оставшихся лошадей. Большинство всадников ушли пешком. Животные не стали бы продираться сквозь заросли, к тому же Сенат вряд ли послал сюда опытных конников. Все это нам на руку.

Крикс собрался было возразить, но увидел, что Эномай, Каст, Ганник и прочие гладиаторы, а вслед за ними и все рабы беспрекословно подчинились Спартаку. Невозможно ослушаться человека, который подарил им славную победу, и, кроме того, они были измотаны. Собрать оружие и лошадей, а потом отступить в лагерь казалось верным решением.

Леса Везувия

Гай Клавдий Глабр пробирался сквозь лес. Его руки и ноги были испачканы кровью – его собственной, а не вражеской: кровоточили не раны, полученные в бою, а царапины, нанесенные колючими кустами, что покрывали склоны Везувия.

Глабр не просто проиграл битву: было уничтожено его будущее. Ему доверили шесть когорт, три тысячи человек и сотню всадников, а он вернется побежденным, пешим и без единой боевой раны, которую можно было бы предъявить Сенату.

Разгромленный горсткой рабов, Гай Клавдий Глабр исчез из анналов Рима.

Больше о нем никто ничего не слышал.

Лагерь рабов на вершине Везувия

Палатка Спартака, в тот же вечер

– Что ты делаешь? – спросила Идалия, входя в палатку. Весь день она по приказу Спартака ухаживала за ранеными.

Тот сидел за столом, склонившись над развернутым папирусом из дома Батиата.

– Читаю.

Девушка улыбнулась, взяла чистый носовой платок и смочила в воде из миски, стоявшей на столе, за которым сидел Спартак.

– Это я вижу. – Она принялась вытирать кровь с его рук, которые он так и не удосужился помыть. – О чем ты читаешь?

Он позволил ей смыть кровь; то была кровь римлян, а не его собственная, и она покрывала все его тело. Прикосновение нежных рук было приятным. Очень приятным. Но он не отрывался от папируса.

– О войне.

– Между кем и кем? – уточнила она, не останавливаясь.

Спартак чувствовал прикосновение влажной ткани и пальцев Идалии. До чего же хорошо, особенно после жестокой, кровавой битвы… Но он продолжил читать, уткнувшись в папирус…

– Между римлянами и карфагенянином по имени Ганнибал.

– И кто победил? – спросила она, опускаясь на колени, чтобы стереть вражескую кровь с его сильных мускулистых бедер, чередуя прикосновения ткани с поглаживаниями.

Ее ласки волновали его все сильнее.

– Римляне, но… я еще не дошел до конца. И…

– И что?

Идалия положила платок на пол и принялась гладить его бедра руками.

– И мне любопытно, как сражался этот Ганнибал. Ему удалось довести римлян до последней черты. Я и раньше знал, что этот человек доставил им множество неприятностей. Об этом говорили легионеры, с которыми я когда-то служил во Фракии… Вот почему я читаю этот папирус.

– А кто написал то… что ты читаешь?

Прикосновения пальцев сменились поцелуями, которыми она покрывала его бедра.

– Некий Полибий… греческий историк.

– Значит, тебя занимают только война, римляне и этот… Ганнибал? – Идалия прикоснулась к детородному органу Спартака, который напрягся: ему было тесно под туникой и хотелось вырваться. – Или тебе все-таки небезразличны простые вещи?

Спартак медленно свернул папирус, откинулся на спинку стула и задрал тунику так, что член оказался перед Идалией – отвердевший, возбужденный.

– Тебе удалось отвлечь меня от Ганнибала.

Она улыбнулась, гордая тем, что оказалась с вождем войска рабов, боровшегося за свободу.

И медленно приоткрыла губы, приближая их к члену Спартака.

Палатка Спартака

Вторая стража

Проснувшись, Идалия увидела, как Спартак, стоя на коленях, прижимает ухо к земле.

– Эта гора что-то говорит, – пояснил он, увидев, что она смотрит на него.

– Мне тут не нравится, – отозвалась она. – Я счастлива быть с тобой, но гора меня пугает.

Фракиец снова приложил ухо к земле и снова где-то в глубине услышал рев[49].

– Да, мне тоже не нравится эта гора. Мы уйдем на рассвете и будем двигаться на север. – Он встал. – Это путь к свободе, но…

– Но что? – спросила она, присаживаясь на край постели.

– Скорее всего, мы все умрем.

Она ничего не сказала, лишь медленно встала и обняла Спартака. Было раннее утро. Лагерь восставших рабов стоял на склоне зловещей горы, которая стонала во сне, как спящий великан.

XXXIV

Аполлоний Молон

Остров Родос

72 г. до н. э.

Цезарь и Лабиен не обнаружили Аполлония на Родосе. Старик отправился в Пергам, и встречу пришлось отложить на несколько недель. Однако в конце концов она состоялась.

– Я хотел посмотреть кое-какие папирусы в Александрийской библиотеке, – объяснил Аполлоний. – И сделать копии авторов, которые меня особенно притягивают… Ты был в Александрии?

– Нет, – признался Цезарь. – Я еще ни разу не был в Египте.

– Загадочная страна. Сейчас она в упадке, но все равно завораживает. Тебе стоит ее посетить.

Цезарь кивнул.

– Так, значит, ты прибыл из Рима, чтобы я научил тебя ораторскому искусству? – подивился Аполлоний. – Я и не подозревал, что настолько прославился, тем более в самом Риме.

– Когда-то твое посольство очень помогло острову, – заметил Цезарь. – Ты прибыл в Рим в непростые времена: некогда родосцы поддерживали Митридата, а такие сенаторы, как Сулла, не были склонны прощать им союз со смертельным врагом Рима. Однако своей риторикой, доводами и рассуждениями ты помог Родосу избежать сурового наказания. Такого не забывают. Убедить Суллу сделать нечто несвойственное ему – например, простить кого-нибудь – большая заслуга.

– Сулла…

Аполлоний опустил взгляд, ничего не добавив. Было очевидно, что он не хотел облекать в слова свои мысли о бывшем диктаторе и его жестоком обращении с греками во время Митридатовых войн. Знаменитый оратор не знал, на чьей