Это единственный способ.

— Мне надоело быть твоей игрушкой, — говорю я ему, пытаясь соответствовать его уровню спокойствия.

Вы могли бы подумать, что это произойдет само собой, учитывая, что это я приставила нож к его горлу. Но мне нужно очень постараться, чтобы мой голос не дрожал.

— Ты использовал и контролировал меня достаточно долго. Я хочу уйти.

— И это твой способ попрощаться?

— Не смейся надо мной.

— Кто смеется?

— Я серьезно, — говорю я ему. — Я закончила, Исаак. Я чертовски закончила.

— Я слышу тебя.

— Итак… ты позволишь мне уйти отсюда.

— Нет, — говорит он, слегка поворачиваясь ко мне. — Нет, я этого не говорил.

— Ты понимаешь, что это я с ножом у твоего горла, верно?

Он кивает. — Я в курсе.

Я приближаю лезвие. Теперь он касается его кожи. Я немного надавливаю, чтобы он знал, что я имею в виду дело. — Ты это чувствуешь?

— Да.

— Я не блефую здесь. Я перережу тебе горло, если придется.

Он улыбается. Это в равной степени бесит и возбуждает. Вы не можете не восхищаться человеком, который может поддерживать такой уровень безразличия с оружием, угрожающим покончить с собой от малейшего промаха руки.

— Хорошо. — Он как будто успокаивает меня.

— Где Джо? — шиплю я.

Он не выглядит ничуть удивленным. Я готова к тому, что он вообще будет это отрицать.

Вместо этого, не теряя ни секунды, он говорит: — Она здесь.

— Здесь?

— Ты слышал меня. Она прямо здесь, под одной крышей с тобой и мной.

— Западное крыло.

— Да.

— Значит, я былн права. Я не воображала это.

— Нет.

Я смотрю на него сверху вниз, замечая, что он не выглядит ни капельки извиняющимся. — Как ты мог?

— Ты отказала мне в доступе к моему собственному ребенку, — холодно говорит он. — Ты скрывала ее от меня всю ее жизнь. Я имел полное право забрать ее обратно.

— Она не твоя.

— Она, черт возьми, точно такая, — рычит он, впервые демонстрируя вспышку эмоций. — Я ее отец. Она моя.

В его тоне есть собственничество. Я узнаю это — так же, как он говорит, когда называет меня своей женой.

— Я не хочу для нее этой жизни.

— К сожалению, это не то, что ты можешь решить. Она Братва. Она родилась Братвой, и это дает ей право на привилегии, в которых ты отказала ей, не пуская ее ко мне.

— Привилегии? — Я щелкаю. — Включают ли эти привилегии полную безопасность, потому что ты рискуешь быть похищенной или убитой на каждом шагу?

— Братва сопряжена со своими рисками, да.

— Это риски, с которыми я не хочу, чтобы мой невинный гребаный пятилетний ребенок имел дело.

— Нет смысла быть наивным, Камила, — говорит мне Исаак. — Ты думаешь, что если держать ее отдельно от меня, это гарантирует ее безопасность?

Я хмурюсь.

— Максим знает о Джо, не так ли? — Исаак давит. — Это он сказал тебе, что она здесь.

Я не отрицаю этого.

— Ты не думаешь, что он причинил бы ей боль, если бы это означало отомстить мне? — он спрашивает. — Ты можешь вернуть ее своей сестре и держать ее подальше от меня. Действуй. Это все равно не сделало бы ее безопасной. Наши враги теперь знают о ней. Слишком поздно для нормальной жизни, Камила. Для любого из вас.

У меня сейчас рука дрожит. Лезвие дважды задевает кожу на шее Исаака, но он, похоже, совершенно не обеспокоен.

— Я… я… я все еще… должна вытащить ее отсюда.

— Ты все обдумала?

— Да, — лгу я.

— Камила.

— Что? — Я щелкаю. — Перестань так произносить мое имя.

— От тебя пахнет виски.

— Я совершенно трезвая.

Это не совсем так. Но и это не полная ложь. Я чувствую, как алкоголь вытекает из моего организма, даже когда говорю. Никогда не было более отрезвляющего разговора, чем этот.

— Действительно? Ты выглядишь неуютно.

— Мне было некомфортно с тех пор, как ты вошел в мою жизнь.

Его руки падают мне на бедра, и я напрягаюсь. Мой взгляд скользит по тому, как его пальцы обвивают мою талию. — Немного неловко говорить в таком положении. Не отпустишь меня?

— Нет.

— Очень хорошо, — говорит он со вздохом.

Он хватает меня за бедра, и, прежде чем я успеваю возразить, он поднимает меня и усаживает на себя. Теперь я оседлала его, мои бедра сжимают его бедра.

Черт… он твердый.

Я предпочитаю игнорировать это. Моя рука дрогнула на его горле, но, несмотря на боль в руке, я все еще держу ее там. Я не могу отрицать, что эта позиция намного лучше — по крайней мере, в том, что касается жгучего узла желания в моем животе.

Теперь я нахожусь прямо над ним, глядя на его перевернутое лицо. С этого ракурса он выглядит еще круче. Его руки отказываются отрываться от моих бедер.

— Так уже лучше, — говорит он, не заботясь о том, что нож все еще у его горла.

— Зачем тебе это делать? — Я вздыхаю. — Она маленькая девочка. Ей пять лет. Должно быть, она была так напугана.

— К сожалению, ты не оставила мне выбора.

— Ты обвиняешь меня в том, что похитил собственную дочь?

Его плечи вздымаются и опускаются в легчайшем пожатии плеч. Нож у его горла на самом деле не дает ему большого пространства для маневра. — Я дал тебе возможность представиться.

— И когда я сказала «нет», ты решил, что лучше всего будет просто… забрать ее?

— Это был только вопрос времени, когда Максим нападет на нее. Я не мог так рисковать.

— Не смеши меня, — рявкаю я. — Ты пытался преподать мне урок.

— Это тоже.

— Сволочь.

— Богдан — это тот, кто пошел за ней. Он усыпил ее и привел сюда. Мама была с ней, когда она проснулась. Сначала она испугалась, но здесь она счастлива, Камила.

Я вздрагиваю и пытаюсь игнорировать мысленный образ Богдана, стреляющего в мою дочь из пистолета с транквилизатором. — Ты действительно ожидаешь, что я поверю в это?

— Она скучает по своим тете и дяде, — говорит мне Исаак. — Она много говорит о своих двоюродных братьях. Она даже спрашивает о тебе. Но она хорошо ладит с мамой и Богданом.

— А ты? — Я требую. — Она встречалась с тобой?

— Да, — говорит он, но не дает никакой дополнительной информации.

Как прошла их первая встреча? Я умираю от желания узнать, но я отказываюсь спрашивать. Кажется, он знает это, потому что в уголках его губ играет едва заметная улыбка.

— Она знает, кто ты?

— Нет.

— Что ты ей сказал?

— Что