У меня на службе безопасник стал настоящим денди. Вспомнил, что имеет право ношения мундира, и построил форму у лучших портных. Да и партикулярное платье у него отличного качества. Очень гармонирует с чувством непроницаемой уверенности на лице. Гюйгенс был не из тех, кто беспокоится зря.

— Как обстоят дела с прислугой? — спросил я.

Гюйгенс улыбнулся краешком рта. Он любил рассказывать истории о том, как проверял людей, подбирал их с такой тщательностью, словно это были не слуги, а охранники на высших постах.

— Всё проверено, как вы и просили. Я лично контролировал найм. С женской частью пока некомплект — только Авдотья с дочками, две жены принятых слуг, но к приезду госпожи Агнесс всё будет готово, не беспокойтесь. Повара переманил из ресторана «Медведь». Не поверите, пришлось сделать так, чтобы его хозяин сам предложил повышение зарплаты, а я тут же его перекупил. Знал, что он согласится: нашему кухонному мастеру уж больно не нравилась работа под тем купцом. Теперь у нас будет лучший ужин в Петербурге.

Я кивнул с важным видом. «Олигарх крутит носом», картина неизвестного художника.

— А охрана? — спросил я, оглядывая тихий двор.

— Охрану мы усилили. Люди будут не только снаружи, но и в доме, переодетые под прислугу. И дополнительно несколько человек еще в укромных местах. Все вооружены Бульдогами.

Как будто этого мало было, приехали представители от Сергея Александровича. Они выходили из кареты, деловито переговариваясь, и я невольно подумал, что они все могут быть хороши как члены клуба крепкой мужской дружбы, но нулями в охране. Вот такие же деятели отвечали за его безопасность, когда Каляев чуть ли не прогулочным шагом подошел к карете и бросил в нее бомбу. И сейчас, стоят, не спешат подойти и представиться. Или они ждут, что я это делать буду?

— Как вы думаете, Андрей Михайлович, может, стоит использовать бронированные кареты для высших сановников? — спросил я, не отрывая взгляда от представителей великого князя.

Он поднял бровь, немного удивленный.

— Блиндированные кареты? Это необычно, но вы правы… времена меняются. Враги могут быть ближе, чем кажется. Это можно организовать. Я переговорю с начальником охраны Великого князя.

Какой-никакой, а патрон мне нужен живым и активным. Другого покровителя судьба предоставить не удосужилась.

Глава 19

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. Конфиренцiею Императорской военно-медицинской академiи объявленъ конкурсъ на анатомическую премiю заслуженнаго профессора-академика Петра Загорскаго. Послѣднимъ срокомъ представленiя конкурсныхъ сочиненiй назначено 1-е сентября 1897 года. Участвовать въ конкурсѣ могутъ всѣ врачи — русскiе подданные, за исключенiемъ членовъ академической конференцiи.

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. 2-го ноября настоящаго года земля встрѣтится съ большимъ потокомъ падающихъ звѣздъ, называющихся леонидами. Это явленiе повторяется черезъ каждые 33 года.

СТОЛИЧНЫЯ ВѢСТИ. Въ 1895 году правительственныхъ телефонныхъ сѣтей дѣйствовало 43, изъ нихъ 9 открыты въ теченiе минувшаго года. Абонентовъ на нихъ было 6,111, а провода занимали протяженiе въ 13,896 верстъ. Частныхъ телефонныхъ сѣтей въ 1895 году дѣйствовало 11 съ 9,007 абонированными аппаратами и 18,786 верстами проводовъ.

ЗАГРАНИЧНЫЯ ВѢСТИ. Изъ вице-королевской резиденцiи въ Симлѣ въ «Standart» сообщаютъ: «Русскiй докторъ Гафкинъ призналъ, что появившаяся въ Бомбеѣ эпидемiя есть, безспорно, чума (pestis bubonica)».

САНКТЪ-ПЕТЕРБУРГЪ. Открытiе Дворцоваго моста назначено 23-го декабря. Сегодня открыто пѣшеходное сообщенiе по мосту.

Перед самым приемом я решил проведать казака. Гости, демонстрация дворца — дело важное, но есть встречи, которые пропускать никак нельзя. Бунакова сегодня выписывают. Вернее, он настоял, чтобы выписали. Я бы осторожно понаблюдал за ним еще пару недель в условиях стационара. Да, рана зажила первичным натяжением. И перистальтика завелась. Не совсем как часы, но до илеуса дело не дошло. Желтуха осталась в виде слабого оттенка, но и это пройдет. К еде по часам и в мизерных количествах Василий Александрович привык удивительно быстро. И даже состав той пищи вроде как его нисколько не тревожит. Супчик на втором бульоне с перетертыми овощами? Тащи. Кашка-размазня на воде, без соли и даже намека на масло? Фигня, закладывай в рот.

Я приехал в институт Елены Павловны, переоделся в пустом кабинете Николая Васильевича, и пошел в хирургию. Генерал на месте, лежит в своей кровати, рядом денщик с ноги на ногу переминается, ждет команды приступить к перевозке. Только я зашел в палату, Бунаков сразу ему приказал:

— Выйди, снаружи подождешь. Нам тут с доктором переговорить надо.

Слаб еще, но волю не потерял. Командует так, что даже мне вдруг захотелось смирно стать.

— Прежде давайте посмотрим, как у вас в животе процессы протекают — я попытался приступить к осмотру, но генерал меня остановил:

— Нечего там глядеть, с одного конца пища подается, с другого дерьмо выходит.

Раз шутит, значит все неплохо. Вид бодрый, усы топорщатся.

— Это понятно, но меня интересует, что там посередине творится. Поднимайте рубаху.

— Песню расскажете? — хитро подмигнув, спросил Бунаков.

— Я ведь говорил вам уже: не помню.

— Жену свою сказками накормите, она поверит. А меня обманывать не надо. Вижу, когда мне врут.

Вздохнув, я продекламировал текст, заменив бурлящую Россию на чужбину, а гражданскую войну на проклятую. Звезда еще сакральным символом советской власти не стала, так и оставил.

— Терехов! — вроде и не очень громко сказал Василий Александрович, но денщик тут же вошел в палату.

— Слушаю-с, ваше превосходительство!

— Сбегай, принеси листок бумаги, карандаш, доктор тебе песню продиктует.

— Сей момент-с!

— А кто написал хоть, ваше сиятельство? Неужто и такой талант за вами?

— Мы же договаривались, Василий Александрович, по имени-отчеству. А то и я ведь могу на господина генерала перейти. Нет, написал не я. Поляк один, по фамилии Рождественский.

— Раз в сто лет даже от пшеков что-то хорошее случается, — проворчал Бунаков. — Но за песню спасибо. У нас при штабе есть оркестр, скажу подобрать