Я открыла дверь, и когда вошла, увидела несчастного Чарли. Он смотрел на меня с одной поднятой темной бровью, волосы были взъерошены, как будто он провёл по ним рукой. О, как же мне хотелось отчитать его.

Но я этого не сделала. Не смогла.

И ещё этот комок в горле. Видеть Чарли таким… не-Чарли было удивительно неприятно.

— Сначала о главном. Ты обписал свои ключи?

Угол его рта чуть приподнялся. — Конечно, нет.

— И они… — я кивнула подбородком на писсуар рядом с ним.

— Да, — он отодвинулся, чтобы я могла увидеть его ключи, лежащие в писсуаре. Он выглядел довольно чистым, и я удивилась, что он просто не взял их. Да, писсуары на заправках были отвратительны, но я представляла себе всё гораздо хуже. — Я влетел сюда как угорелый и промахнулся мимо кармана.

— Уф, — я посмотрела на писсуар, пожала плечами и принялась за дело. — Я достану.

— О Боже, — простонал он, сморщив свой орлиный нос, как маленький ребёнок, которому подсунули нелюбимый овощ. — Так мерзко.

И в этот момент мне захотелось обнять Чарли. Я понятия не имела, почему он физически не мог сунуть руку в грязный писсуар, но знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что он предпочтёт сделать практически всё, лишь бы кто-нибудь не стал свидетелем того, что он, несомненно, воспринимал как момент «слабости».

— Почему бы тебе не пойти и не купить нам закуски, потому что я победитель, — сказала я, надеясь вызвать у него улыбку. — И заправь машину. Я выйду через секунду.

Его глаза снова стали серьёзными. — Ты уверена? Это довольно омерзительно.

Я кивнула. — Это не проблема. Возьми мне «Твизлерс» и белый «Рокстар», пожалуйста.

— Хорошо.

Когда я вышла к машине несколько минут спустя, вымыв его ключи в горячей мыльной воде, а затем обработав руки антисептиком, он всё ещё выглядел смущённым.

— Слушай, Бей, насчёт того, что произошло…

— Мне всё равно, Чарли, — простонала я. — Ты взял мне лакрицу?

Он нахмурился. — Она на переднем сиденье, на консоли.

— Отлично. А мой энергетик?

— Там же, — сказал он.

— Прекрасно, — я скрестила руки и сказала: — Итак, по правде, водить мне не хочется. Я просто хочу выбирать музыку. Подходит?

Он кивнул. — Подходит.

Мы сели в машину и тронулись с места, и мы молчали целых две минуты, прежде чем Чарли сказал: — Я чувствую, что мне нужно…

— Не нужно, — я протянула руку и сунула ему в рот «Твизлерс», наблюдая за тем, как он тут же принялся жевать, не задавая вопросов. — Ничего не было, если только ты не хочешь об этом поговорить, в таком случае я с удовольствием выслушаю. Теперь к более важным вещам: ты предпочитаешь кантри или попсу?

— А могу я сказать ни то, ни другое? — спросил он, убирая одну руку с руля, чтобы взять конец лакричной палочки. Он на секунду отвёл взгляд от дороги, его глаза методично изучали моё лицо, вызывая у меня ощущение, что он ищет что-то конкретное.

— Можешь, но это не изменит того факта, что это твой выбор, — объяснила я, чувствуя, как краснеют мои щеки.

Он простонал, прежде чем сказать: — Тогда попса.

— Попса так попса, — я взяла под свой контроль радио, в поисках самой раздражающей музыки, которую только могла найти, и время летело незаметно, поскольку в Колорадо нам было на что посмотреть. Осины были ярко-жёлтыми, разбросанными по горам, через которые извивалась наше шоссе, и внезапно я вспомнила, почему люди уезжали из Небраски и никогда не возвращались.

От этого места захватывало дух.

— Посмотри на это, — сказала я, указывая на ручей, текущий параллельно шоссе. — Это так красиво.

— Это двадцать первый раз, — сказал он, потянувшись за банкой «Ред Булла» в подстаканнике. — Когда ты это говоришь.

— Я знаю, но невозможно остановиться.

— Очевидно, — сказал он, и я знала, что он согласен со мной. Что-то в пейзаже и горном воздухе делало нас обоих расслабленнее, создавало ощущение полноценного отдыха.

— Мне почти не хочется туда приезжать. Это странно, да? — спросила я, откусывая кусочек лакрицы.

— Нет, — ответил он, делая глоток. Я наблюдала за движением его кадыка, пока он глотал, и что-то в этом движении показалось мне… сексуальным?

Да, это было странно. Не сексуально, идиотка.

— Ты не знаешь, что тебя ждёт по приезду туда, и это тебя раздражает, — он поставил банку и сказал мне: — Здесь, в машине, всё просто: обычное дорожное приключение с твоим потрясающим коллегой.

— Наверное, так и есть, — согласилась я. — Не часть с потрясающим коллегой, а остальное.

— То, что я с нетерпением жду, — сказал он, протягивая руку за лакрицей, не отрывая глаз от дороги, — это не думать ни о чём, связанным с домом, всё это время. Хочу просыпаться каждое утро и думать только о том, как поиздеваться над Очкариком.

Я вытащила лакрицу из пакета и протянула ему перед лицом.

Он откусил кусочек, затем повернул голову и улыбнулся мне так, что всё внутри меня сжалось.

Я прочистила горло и отвернулась к окну. — О чём ты не хочешь думать?

— Бей, — он издал протестующий звук, что-то вроде рычащего стона. — Если я скажу, значит, я об этом думаю.

— Но мы же ещё не приехали, так что можно об этом говорить, — констатировала я.

Я была уверена, что он сменит тему, но вместо этого он сказал: — Самое главное, о чём я не хочу думать, это Бек и Кайле. Второе, о чём я не хочу думать, это то, что моя мама беременна.

— Что? — я перестала жевать. — Когда ты узнал? Почему ты мне не сказал?

Чарли наморщил лоб, склонив голову набок. Его солнцезащитные очки были настолько темными, что я не могла видеть его глаз, но я знала, что мой вопрос его удивил.

— Моя мама упомянула об этом вчера вечером, — сказал он, — но это не важно.

— Представляешь, у тебя скоро будет братик или сестричка, — сказала я,