Он помнил вероломный удар Атлета, то чувство беспомощности, когда тебя, связанного по рукам и ногам, тянут к машине и забрасывают в кузов. Помнил давящие стены бункера, бесчисленные коридоры, по которым его сначала вели, а когда вколотая химия окончательно взяла верх, просто тащили по полу. Помнил, как лежал обнаженный в лаборатории, а техники и хирурги стояли над ним, чувствовал маску с анестезией на своем лице. Помнил, как летел в черный колодец небытия, как потом выкарабкивался из него, с болью во всем теле. Ощущение было такое, будто он получил воспаление на все оставшиеся зубы. Помнил монолог ублюдка Грибова о том, что он якобы и не он, а всего лишь имитация жизни. Бригадир пытался осмыслить это, но чем дальше вникал, тем меньше хотелось. Как ни крути, но Грибов был прав во многом. Ставший вдруг ненужным Брайн в конце концов превратился во что-то эфемерное, невесомое и совершенно беспомощное. Он еще напоминал о себе, скребся о стену сознания, но с каждым днем стена отрицания в ней становилась все прочней. Еще немного, и призрак странного инопланетянина, или того, что хотело раньше им казаться, грозил оказаться запечатанным на подкорке, похороненным заживо в ворохе ненужных обрывочных воспоминаний и моторных навыков, которые никогда не придутся ко двору.

Сила, дремавшая раньше, а теперь ушедшая безвозвратно, оставила горькое послевкусие. Смешанная с отчаянием, с полным непониманием, с чувством явной несправедливости и обреченности, она постепенно копилась гремучей смесью. И вдруг все стало просто, кристально ясно, как только можно осознать все, взглянув на ситуацию со стороны. Обрывки воспоминаний окончательно испарились. Стал виден каждый острый угол, каждый отрывок этой непонятной и короткой жизни. Бригадир встал, оглянулся, подошел к двери, впервые за несколько дней совершил первое осмысленное действие. Он потянул за ручку, вверх, затем вниз и, убедившись, что заперт, вдруг развернулся и со всего маху ударил кулаком в дверь. И вот сейчас бы прийти боли от сломанных пальцев и раздробленных костей, но нет. Дверь лишь легонько дрогнула, а на стальной ее поверхности появилась крошечная вмятина. Бригадир поднес руку к глазам, осмотрел в явном недоумении, даже лизнул кулак, попробовав поверхность кожи на вкус. Так себе, если учесть, сколько дней не было возможности посетить душ или хотя бы просто умыться. Отойдя на пару шагов и упершись спиной в противоположную стену крохотной камеры, он оттолкнулся, и кулак снова врезался в стальную поверхность.

Опять вмятина, на этот раз глубже, руке же снова ничего. Лишь несколько ссадин, крохотных, почти неразличимых. Бригадир отошел от двери и, подойдя к глазку камеры, помахал рукой. Он буквально почувствовал, как люди за монитором стали беспокоиться и ерзать на своих стульях. Возможно, уже нажали на тревожную кнопку, схватились за оружие.

Сила, спавшая ранее, просто проснулась, полилась по венам, наполняя тело, придавая бодрости, боевого азарта. Накатило странное чувство, такое, как бывает во сне, когда ты погружен в дрему и вот почувствовал, что можешь летать. Ты отталкиваешься от земли и поднимаешься в воздух, и мир начинает уменьшаться под тобой, дороги превращаться в тонкие линии, небоскребы в крошечные точки, леса в зеленые мшистые клочки. Развернувшись на пятках, Бригадир на секунду остановился, а потом снова нанес удар. Дверь прогнулась, петли жалобно заскрипели, послышался треск замка, но все это нельзя уже было различить в общем грохоте. Удары посыпались на преграду со скоростью града. Дверь деформировалась, изгибалась и в какой-то момент не выдержала. Замок поддался, и открылся черный провал коридора: редкие лампочки, затхлость, тянет химией и кровью.

Бригадир вышел в проем и огляделся. Тут, пожалуй, несколько лет никто не появлялся. Прибыли, починили замок на двери, поставили камеру слежения, бросили на пол матрац и ведро и тем ограничились. Прислушался, и опять тишина, хотя нет. Вот оно: торопливые шаги. Поспешив прочь от своего узилища, пленник нос к носу столкнулся с двумя охранниками, торопившимися на шум. Сила внутри все еще кипела, бушевала проснувшимся вулканом. Парни явно не ожидали такой прыти от «пациента». Им, видимо забыли сообщить, как закончила свои дни дверь. Рывок, уход от удара, поворот. Бригадир оказался за спиной нападавших, схватил одного за ремень и шею и, используя как щит, поднял перед собой. Пуля из автомата чавкнула, вошла в тело, вторая, третья. Оттеснив обороняющегося противника к камере, Бригадир отшвырнул труп его товарища, а сам отскочил в сторону, прыгнул, оттолкнулся от стены и наградил бойца ударом кулака в висок. Тот сник и рухнул на землю как подкошенный. В месте удара образовалась вмятина.

Действовать надо было быстро. Первым делом, пока все тут не наполнилось ордами вооруженных и недовольных ситуацией людей, Бригадир стянул с одного из мертвецов штаны. Потом осмотрел ботинки на трупах. Нашлись те, что оказались впору.

Зашумела рация одного из охранников.

– Паук-двенадцать, я Паук-один. Доложите обстановку…

Бригадир усмехнулся и ускорился. В этой части бункера, похоже, и правда не было видеонаблюдения, и это только играло на руку. Устроившие тут камеру не предполагали, что пленник выберется на свободу.

Китель, дальше кепка. Нашел солнцезащитные очки, которые прекрасно скрыли глаза. После секундного размышления очки перекочевали в нагрудный карман. Теперь рация, неподключенный проводок ларингофона. Его на место, рацию включить. Эфир пока пуст. Только Паук-один надрывается, требуя срочного доклада от двенадцатого. Тревогу еще не объявили. Нашелся и пропуск, на ремне на цепочке. Место ему как раз там. Теперь АК, новенький, к нему боекомплект в подсумке, опять в приход. Пачка сигарет, фотография, там какая-то русая девчонка, молодая. Лето, море, все мы люди, все мы человеки. Ну извиняй, парень, знал, на что подписывался.

Снова послышались шаги, на этот раз народу было больше, и двигались они уже куда как резвей. Оглядевшись, Бригадир усмехнулся, разбежался, оттолкнулся от стены, потом от другой и вцепился в бухту старых кабелей под потолком. Медленно пополз вперед, цепляясь изо всех сил руками и ногами. ГБР, лязгая амуницией, пронеслась под ним, особо не заботясь о том, что может случайно оказаться на потолке. Всего четверо, без броников. Пальцы пленника разжались, подошвы приглушили мягкий прыжок на бетон, щелкнул предохранитель, и дернулся АК в руках, подсветив дульным всполохом полутьму коридора. Еще четверо двухсотых. Вот тебе и хваленый «Борей». Теперь точно нужно тикать во все лопатки.

Снова заволновался первый Паук. Бригадир рванул у трупа автомат, провел стволом по головам, работая одиночными. Готово. Надо было бы повторить с той парочкой, да времени нет. Проведя ладонью по кровавому пятну на полу, беглец густо измазал себе лицо, черную форму, поспешил, прихрамывая, прочь. Остановился и снял рацию, приложил ее об стену.

– Эй! – Закричал он во тьму. – Помогите!

Луч фонаря вырвал его из полутьмы, задержался на секунду, скользнул в коридор, упершись в двухсотых на полу.

– Где они? – Окружили, схватили за грудки.

– Там, дальше по коридору, – сипло, с надрывом зачастил Бригадир. – Из люка, похоже. Люк там, оттуда прут.