Выехав из города, мы направились в лес, который находился позади Белгорода. Несколько часов пути по лесным дорожкам, и мы выехали к поместью деда, находившемуся на берегу небольшого ручья.

Десять минут стука и калитку нам открыл другой мой дядька, который был постарше Поздея и весьма походил на него, а там и дед появился.

Деду Прохору было уже под шестьдесят годин, весьма почтенный возраст. Был он лыс, но борода у него была шикарная, хоть и седая. И не смотря на его возраст, он возвышался надо мной на пол головы, а разворотом плеч мог не уступал богатырям с картин Васнецова. Даже если не хочешь, уважать его будешь, у такого не забалуешь. Взгляд же по первости был суровым, так и хотелось самому признаться во всех грехах, но при виде меня он расплылся в улыбке, и было в ней что-то теплое и родное.

Даже немного не по себе стало. Тут же накрыли стол и затопили баньку. В общем, встреча прошла отлично. Меня о многом расспрашивали, кое-что рассказал сразу, но в большей степени приходилось отмалчиваться или отшучиваться и переводить тему. Дед это быстро смекнул и перестал меня спрашивать.

« Опытный и умный» — промелькнуло у меня в мыслях.

Оставшись поздним вечером вчетвером, я достал из секретного кармана завещание Старицкого.

— Это чего? — с интересом спросил дед, когда я разворачивал грамотку.

— То из-за чего я и приехал, — коротко ответил я и со всей осторожностью протянул грамоту деду, он принял его с осторожностью и, подойдя к свече и щурив глаза, принялся ее читать про себя, а когда закончил, уставился на меня.

В его глазах был холод и мороз, да такой, что меня всего пробрало, а по телу пробежал табун мурашек.

Глава 17

Глава 17

Глядя на реакцию деда, я уже не был уверен в правильности своего решения. Вон как зыркает.

— Тятя, да чего там? — нарушил затянувшуюся тишину Олешка, старший из моих дядьев.

— А пущай нам Андрейка-то и поведает, — отмер дед. — Он наверняка читал, раз такой путь сюда проделал, — и Прохор вернулся на свое место.

Грамоту он не спешил мне отдавать, аккуратно ее свернул и положил на кожу, в которой я ее вез.

«Знает! Он понял, о ком в грамоте речь шла. Даже лицо не дернулось», — мелькнуло у меня в мыслях.

Начинать я не спешил, собирался с силами и духом.

— Андрейка, так чего там? Дюже любопытно, — подержал брата Поздей.

— Не простая это грамотка, а духовная князя Василия Старицкого, который отдает свой удел сыну своему Володимиру. Которого до полных лет должны оберегать его мать Софья и Петр, видимо, это близкий друг или родич, — медленно произнес я и глянул прямо в глаза деду.

Он смотрел на меня не мигая, но холода там уже не было, который сквозил ранее.

— И чего такого-то? Князь и князь, помер он, поди, давно, — скорчил лицо Олешка.

— Погоди, брат, — задумчиво произнес Поздей. — Видимо, не все просто здесь, али Андрейка не все еще сказал.

Я же потянулся к кружке и отпил сбитня. Ведь во рту у меня все пересохло.

«Видимо, нервы», — проскочила шальная мысль.

— Ну? — повысил голос Прохор, глядя на меня.

— Старицкий своему сыну большие владения оставил, пару городов, села, в том числе и на Москве, и там же слободу, — начал я и был перебит.

— Значит, богатый тот князь был, в толк-то не могу взять, про что этот разговор, — был перебит я Олешкой.

— А ты не спеши, сына. Дай Анрейке-то сказать, — весело хмыкнул Прохор.

— Как и я сказал, князь все сыну своему оставил, Володимиру. Это мой отец сын князя Старицкого, — как в пропасть прыгнул, произнес я.

После моих слов у Прохора заиграла улыбка на лице, Олешка сидел озадаченный, а вот Поздей нахмурился.

— Погоди, твой же отец Белев, а никакой не Старицкий, — медленно произнес Поздей.

— А вот так, — развел я руками. — Никакой он не Белев, а самый что ни на есть Старицкий. Мать же его звали Софья, хотя вы, может, и не знаете о том, и была она Волынская. В этой же грамоте упоминается еще и Петр Волынский, мой прадед. Да, помимо этого, есть вырванные страницы из церковных книг, в которых написано о свадьбе Василия Старицкого и Софьи Волынской, и что у них сын народился, названный Володимиром, — пояснил я.

— Эт как же, ты княжеского роду, получается? А как же Белев? — с непониманием спросил Олежка.

«Может, он туповатый или его дед в детстве случайно на камень обронил?» — мелькнула у меня мысль.

— Выходит, княжеского, — кивнул я. — Думаю, не было никакого Белева, или почти не было. Прадед Петр подделал грамотки о нем или еще чего измыслил, а после дочь с внуком под Гороховец отправил, а дальше и сам помер.

Прохор же сидел и улыбался, не говоря ни слова, а в его глазах так и играли бесята.

«Наслаждается гад», — возникла у меня мысль.

Не знаю уж отчего, но дед веселился и просто наслаждался ситуацией.

— А чего же он так поступил, ну, прадед твой? Отчего отец твой стал Белевым?

— Испужался Петрушка, вот и все, понял, куда влез, — довольно хмыкнул Прохор, и мои дяди, его дети, уставились с непониманием отца.

— Ох, что ж вы за бестолочи такие? Хотя, может, и не слышали, это я часто слышал о казанском походе, когда мал еще был, и о воеводах тех. Так вот знайте, что Старицкие — это были первые царевы родичи, еще царя Иоанна Васильевича. Шуйские и все прочие им в подметки по рождению не годились, а о Годуновых всяких и речи вообще нет. Так что знайте, сыны, мы за одним столом сидим с первым после царя на всей земле нашей, — довольно произнес Прохор.

Его слова были как разоравшаяся бомба, что Олешка, что Поздей уставились на меня в немом удивлении, а глаза и вовсе округлились.

Над столом повисла тишина.

— Деда, может, не надо было вот так прямо в лоб? — попытался я разрядить обстановку.

— А чего им будет-то? — хмыкнул