Почти как в тире, но дьявол же кроется в мелочах. И, несмотря на почти идеальные условия, может прилететь в ответ и весьма нехило, стоит только расслабиться.

Меня переполняли эмоции: злость, ненависть и азарт!

Злость и ненависть к этим смуглолицым ребятам, что посмели сюда прийти наверняка пограбить и в поиске полона. Это шло из глубины, из самого моего нутра.

Азарт же заключался в том, чтобы как можно больше этих уродов положить в землю здесь и сейчас, и чтобы ни один пес не ушел живым.

По ушам били крики людей, полные гнева, злости и боли, что дополняло картину и будоражило кровь.

Никто из нас не ждал, и стрелы полетели одна за одной, кто метил во врагов, я же метил куда придется, лишь бы быстрей выстрелить, враг или его скакун — неважно.

Руки действовали рефлекторно: достать из колчана, наложить на лук, натянуть тетиву, прицелиться и тут же опустить. Мы успели выпустить разве что по две стрелы, внеся в задние ряды врагов сумятицу, посеяв боль и смерть, и тогда на нас обратили внимание.

И тут же из их рядов в нашу сторону метнулись семь всадников, на ходу меняющих оружие ближнего боя на луки.

— В стороны, — тут же заорал Прокоп, отдавая нам команду.

С моего молчаливого согласия он и начал командовать. Все—таки он более опытный, чем я, и явно ошибок меньше наделает.

Мы тут же прыснули в стороны, мои наймиты ушли налево, а я с послужильцами направо, пытаясь раздергать врага, не забывая посылать в них стрелы.

В погоню решили отравиться за мной, но не все было так просто и легко, отъехав чуть дальше, Прокоп направил мерина на круг, поворачивая, а мои наймиты сзади насели на преследующих нас, посылая в них стрелы, да и мы пытались огрызаться.

Две минуты, и от семи всадников осталось лишь двое, которые предпочли не связываться, а с криком унестись прочь, и даже не к своему отряду, а вообще в сторону дороги.

Мы тут же развернули коней и вновь приступили к стрельбе. Вот только не успели отправить и парочку стрел, как ногаи кинулись врассыпную. Было их уже намного меньше, всадников десять. Поле боя осталось за нами.

Видать, чаша терпения их переполнилась, они пришли грабить селян, а не драться и умирать.

Внимательно несколько раз оглядев округу, я направил к Черныша медленным шагом к «нашим», что ощетинились оружием и направили его в нашу сторону, кто—то даже лук достал и наложил стрелу.

— Эй, не балуй, — раздался громкий и возмущенный крик Сарана, и он погрозил кулаком.

Его же крик заставил меня поморщиться, вот всем был хорош Саран, но голос у него такой, что только в туалете «занято» шепотом говорить. Визгливый и противный, аж уши вянут.

— А ты стой на месте, — не остались в долгу перед Сараном.

— Вот что за люди, — уже возмутился я и хлопнул руками по седлу. — Жизнью рискуешь, им помогаешь, а они нет чтобы поблагодарить, оружием в тебя тыкают, да еще и угрожают.

— Ну дык, — со смешком прокомментировал Елисей.

Похоже, мне удалось чутка пристыдить людей, и они начали думать головой, все же бой был, и наверняка они с жизнью распрощались, а тут мы такие красивые.

— То верно, помогли, только непонятно еще зачем? — с сомнением произнес один из всадников.

Осталось их немного, всего семь человек, и почти все изранены, да на земле еще кто—то лежал и стонал. Кони же начали разбредаться.

— Ты православный? — взял я быка за рога, а то, чувствую, препираться можно долго.

— Ну… — И говоривший до этого кивнул.

— И мы православные, вот и помогли. — и я тут же перекрестился, следом мои люди, а глядя на нас, и спасенные.

— Звать меня Андрейка Белев, в Белгород нынче путь держу. Едем, слышим, бой идет, а тут вас гоняют, вот и решили помочь. Трофеи—то как делить будем? Да и людишек своих гляньте, а то жив, может, кто, раны перевяжите, а то кровью изойдёте еще.

Спасенные же переглянулись и опустили оружие.

— Благодарим за помощь, вовремя вы подоспели, уж думали все, здесь и ляжем, — со вздохом произнес тот же. — Звать меня Тетюра, но все зовут Буй. В разъезде мы были, а тут эти появились, мы решили с дороги уйти, думали, сможем оторваться, а они не отставали, здесь и прижали, пришлось биться.

— Бывает, — кивнул я. — Так что насчет трофеев—то? Мы многих побили, — вновь уточнил я.

— Кого побили, то забирайте, — махнул рукой Буй и скривился.

— То добре, — протянул Прокоп и глянул на моих наймитов, которые тут же разулыбались, а после кинулись собирать коней убитых и стаскивать тела, раздевая их и складывая в кучу.

В общем, пришли к консенсусу, и спасенные не воспринимали нас как врагов. Как выяснилось, двое из тех, кого посчитали мертвыми, оказались живые, но сильно подраненные, я помог их перевязать. Да и пятеро крымчаков оказались живы, но притворялись. Обнаружив их, тут же прибили, одеты они были небогато, выкупа не получить, а выжившие были очень злы, вот и спустили пар.

Погибших Белгородцев тут же прикопали, не забыв забрать ценные вещи, чтобы передать родичам, коли найдутся, или близким боевым товарищам.

Крымчаков же раздели и просто бросили на растерзание лесным тварям.

На нашем счету было целых тринадцать врагов, нехило мы вмешались, и, как я обещал своим наймитам, мы честно разделили трофеи, а одного коня я даже сверху им отдал.

Так что у нас появился маленький табун, включая заводных.

Завершив дела, мы все вместе выдвинулись в город.

— А почто ты, Андрейка, в Белгород—то едешь? — с интересом поинтересовался Буй, поравнявшись со мной.

— К деду, проведать его захотел, — честно ответил я.

— И кто ж твой дед, поди, знаем его? — раздался вопрос откуда—то из—за спины.

— Думается мне, знаете вы его, — хитро глянул я на Буя. — Прохор сын Евстигнеев.

— Ишь ты, — удивленно глянул на меня Буй, а сзади кто—то даже присвистнул.

— Сотник значит бывший наш. А ты его внук, так это он к тебе по прошлой осени ездил.