Интересно, здесь всегда такой кипеш, или просто мне повезло? Я чувствовала себя не в своей тарелке. Совершенно другая культура, несвойственная мне обстановка, весёлые лица. Эх, где наш театрал, он пропёрся бы. И Родиону могло понравиться.

Ох, никак не отдохнуть от мыслей о нём. Чем сильнее запрещаешь себе что-то, тем больше хочется. Да, я хотела Родиона. Во всех смыслах. Лицо пылало, стоило представить его худое тело на моём, тонкие пальцы в чувственных местах, деликатные ласки и пылкие поцелуи. Злорадные фантазии перебирались и во сны, мучили невыносимо.

— Девушка, хотите, я вас нарисую? — чей-то голос выволок меня из постыдных мыслей.

Это что, подкат такой? Передо мной сидел мужчина, и я чуть не попрала ногами его творчество. Интересно, все художники носят бороду и очки? Стандартный типаж?

— Ой, простите, я чуть не наступила! — воскликнула я, отпрыгивая.

— Ничего страшного, — добродушно улыбнулся он, — это просто наброски, их не жалко. Они тут для демонстрации.

— Наброски? — изумилась я, вглядываясь в дивные портреты. — Да мне сроду такое не выдать, даже если пять лет обучаться академическому рисованию!

— Может, вам и не нужно, значит, вы сильны в другом умении. А пока прекрасно подойдёте мне в качестве модели, — мужчина улыбнулся, пододвигая к себе мольберт.

— Модели, — почти страдальчески протянула я.

В памяти снова всколыхнулся тот злосчастный день. Недавно я просила о способности перематывать время. Было бы неплохо вернуться туда, не ошибиться студией, не поссориться с лучшей подругой, не опозориться и… не дать случиться сакральной встрече с любовью всей моей жизни. Но хитрая Вселенная вела по специально заготовленному пути, а, намеренно избегая определённого его отрезка, мы могли столкнуться с чем-то пострашнее в альтернативной реальности. Например, поднимись я в нужную студию, землетрясение разрушило бы половину полушария.

Жутко, конечно, но от мысли, что встреча с Родионом была мне предначертана, в груди становилось горячо. Как плохо ни было бы, я не собиралась отказываться от этих воспоминаний, отдавать их просто так. Они мои. Я получила опыт, изменилась, и значительно. С того самого момента, как вошла в злополучную студию, до нынешнего, когда стояла перед художником. Хоть периодически нехило взбрыкивала, но на многое смотрела уже не так категорично. Жизненные проблемы казались не сверх глобальными, а неверные решения можно было исправить.

— Не двигайтесь, пожалуйста! — воскликнул мужчина и нервными мазками зачертил по холсту. — Не меняйте выражения лица! Ваши эмоции — бесподобны. Такое яркое проявление: смесь задумчивой меланхолии и внутренней силы, я должен это запечатлеть!

— В принципе, мне спешить некуда, — я удивилась такому воодушевлению и постаралась сохранить «лицо», как художник просил. — А сколько это будет стоить?

— Для вас бесплатно, — бросил он, не отрываясь от работы. — Мне важен творческий процесс.

— М-м-м, ладно. И долго так стоять?

— Постараюсь побыстрее. Предложил бы сесть, но здесь, под тополями, превосходный свет, а смена позы изменит содержание. Потерпите, прошу.

— Хорошо, — согласилась я и замолчала.

Пусть рисует спокойно. А я пока потренирую позу статуи для следующей встречи с «парнем своих грёз». Эротических грёз, жарко шепнуло подсознание, а я только вздохнула.

На той фотосессии уже приходилось стоять неподвижно в постановочной позе. И у ситуаций имелось сходство: творец — что художник, что фотограф — пытались украсть мою душу в свои работы, запечатлеть мою суть. И что они во мне разглядели такого особенного, чего не видела я? Может, это же самое «нечто» разглядел и Родион? Спросить бы, только я боялась откровенного ответа, способного окончательно добить меня.

Не хочу слышать признаний. Ничего не хочу!

Видимо, раздражение отразилась на моём лице, потому что художник сделал мне замечание. И что — теперь совсем не думать? Я не могла не терзать себя лишний раз, тем более, на тему моделей. Подруга, пострадавшая от моего характера, прекратила со мной общаться и вычеркнула из жизни как раз по этому поводу. И я одобряла её решение.

Ой, ли! Кому я врала? Себе же. Плохо мне без неё, ясен пень. Я скучала.

Что я там говорила про ошибки, которые можно исправить? Но она заблокировала меня, чтобы я не писала. Ага, жалкие оправдания, Майя, под этим флагом можно сидеть ещё долго. Эмилия закрыла доступ к странице, чтобы дождаться звонка и услышать мои извинения. Симку она не меняла, Влад созванивался с ней по старому номеру, а значит…

— Готово! — прервал мои мысли бородач, разворачивая ко мне мольберт.

Я глянула и…

— О-о-о-о.

Больше слов не нашлось. Карандашный рисунок только с виду казался небрежным. Каждая линия находилась на своём месте, дополняя другие такие же и складываясь в общую картину. Скетч, набросок, эскиз? Бред, это был портрет, живой и настоящей меня. Шедевр, иначе не назвать. Я будто в зеркало смотрела и видела своё отражение. Или нет — лист бумаги стал порталом в другое измерение, показав мне Майю из альтернативной реальности. Добрую, скромную, милую до дрожи в коленях, открытую и нежную. Не знаю как, но художник изобразил это превосходно!

Волосы, тронутые ветром, чёрной смолой стекали по плечам, выразительные глаза отражали смысл, губы хранили мечтательную улыбку. Фантастика! Я протянула руку, но резко отдёрнула — мне показалось, коснувшись нечестивой ладонью этого чистого и светлого творения, я оскверню его, запачкаю грязью и копотью.

Я — чёрный человек, негативный, мрачный и злой. Поэтому рисунок отображал не меня, а, может, мою светлую сторону, существуй она.

Я нахмурилась и отступила:

— У вас талант. Но это не я. Совсем не похоже, — сказала я прохладно. — Не знаю, куда вы смотрели, но увидели неверно!

— Вовсе нет, — художник ответить не успел, только удивлённо округлил глаза. Со мной заговорила подошедшая девушка. Она смотрела на картину с восторгом. — Восхитительная техника! И очень похоже, только… — она обернулась и пристально вгляделась в меня, — портрет не такой хмурый. Но будет не отличить, если оригинал улыбнётся, — и она сама расплылась в широкой улыбке, словно показывая, как надо.

— Спасибо. Сама разберусь, — буркнула я, отворачиваясь от назойливого взгляда. — Так я могу его взять? — обратилась я к художнику.

— Конечно, — ответил тот. — Я же обещал.

Не знаю, зачем мне понадобился портрет не похожий на меня, но я взяла его, сунула между листами дипломной работы и быстро пошла по аллее прочь из парка. Непрошеная собеседница завела разговор с художником, с просьбой нарисовать и её, но тот неожиданно назначил цену. Посчитала ли девица его талант достойным оплаты, я уже не узнала.

Проскочив торговые лавки и девушку, играющую на большом барабане, я выскочила на шумную улицу, а потом снова свернула во двор. Под ложечкой заныло. Почему со мной всегда так? Почему, как только я ощущала положительные эмоции, негатив постоянно всё обрубал? Неужели мне запрещено радоваться? Нельзя улыбаться, веселиться, чувствовать себя счастливой, любить, чёрт побери? И жить только на рисунках уличных художников?