Шрифт:
Закладка:
Я выдохнул и встал.
Хирург встал за мной. Да и все подтянулись, пройтись.
— Мне знаешь кого жалко? — сказал я Лёхе, когда мы ушли в дальний конец сада. — Тёзку твоего.
— Мальчишку? Друга Алёнки? — уточнил он.
— Он по ней скучает.
— Ты за него не переживай, — улыбнулся Князев и покосился на Мента. — О нём Кирилл позаботится. — Правда, Кирюха?
Мент многозначительно улыбнулся и промолчал. И вряд ли бы ответил, это же Мент.
Нас позвали за стол.
И разговор сам собой перешёл на другое...
— А мне показалось Катя с Лёшкой — это твой шанс, — приподнял одну бровь Рейман.
Солнце клонилось к закату. После бурного застолья, смеха, тостов и в целом чудесного дня, я один ушёл в беседку.
Всё закончилось. И в душе осталась какая-то пустота.
Пустота собственной жизни что ли.
Пора выходить на работу. Пора жить дальше. Пора!
любовь бывает и проходит
не превращаясь в монолит
а тут застыло и полжизни
болит
— Нет, Аркаш, не мой, — усмехнулся я. — Хотя поначалу я тоже так подумал. Хороший мальчишка. И мама у него хорошая. Но сложилось у них не со мной.
Он понимающе кивнул и встал.
— Поможешь?
— Конечно. Что делать?
— Надо отвезти кое-кому кое-кого, — улыбнулся он.
— Боюсь даже спрашивать, — с готовностью поднялся я. — После рожающей львицы и выловленного из реки волка, мне, наверное, лучше не знать, кого мы повезём?
— Тебе лучше не знать, — улыбнулся он.
Что-то было в его голосе… Но я заподозрил неладное, только когда машина повернула в знакомый элитный посёлок.
— Только не говори, что у тебя в багажнике попугай, — вывернул я шею с пассажирского сиденья. За вторым рядом кресел в джипе не было видно кого мы везём, но догадаться, что это птичья клетка, теперь оказалось нетрудно.
— Я и не сказал, — улыбнулся Рейман, остановив машину у до боли знакомых ворот.
Я сцепил зубы, уж не знаю от обиды или от злости: наблюдать чету Бахтиных в их семейном гнёздышке — такой жестокости от чёртова бездушного ветеринара я никак не ожидал. Отрезал бы яйца своим котам, мне то за что? Да ещё без наркоза. Какого чёрта лезть в мою личную жизнь? Поклявшись начистить ему рожу, я с тяжёлым сердцем открыл дверь машины и нажал кнопку звонка на столбе.
Калитка громыхнула, открываясь. Я прикусил губу, глядя в никуда перед собой.
— Ой, здра-а-авствуйте! А заезжа-а-айте прямо сюда. Я открою ворота, — резанул слух неприятный голос, что принадлежал явно молодой девушке, нараспев акающей и к тому же жующей жвачку.
— Это кто? — пока Рейман за рулём сдавал задом, крутил я головой, ничего не понимая.
— Ты меня спрашиваешь? — усмехнулся он.
— А кого?! Ты меня сюда притащил.
— Я притащил сюда попугая. Потому что его хозяин, как ты должен понимать, не может притащить его сам, — ответил он невозмутимым тоном. — Я приехал, забрал, полечил бедолагу от заевших его клещей, и возвращаю, повеселевшего, обросшего свежим пухом и сильно обогатившего свой словарной запас, — закончил он свою речь хлопком двери.
Я вылез за ним, не зная, чего ожидать.
— Давай неси, раз уж вызвался помочь, — вручил он мне прикрытую тряпкой клетку.
— Сюда, пожа-а-алуста, — сказал тот же голос, принадлежавший девушке, которую приглядевшись, я счёл смутно знакомой.
Она показывала дорогу. Предупреждала, чтобы я не споткнулся.
Я пытался вспомнить откуда я её знаю. А главное, угадать, что она в принципе делает в Славкином доме.
— Привет, Кеша, — сдёрнув ткань, она наклонилась к нахохлившемуся попугаю.
Тот вытянул шею, глядя на неё одним глазом:
— Я не Кеша, я Гриша!.. Мой кот описал попону!
Девица засмеялась. И в этот момент я её узнал.
— Лиза, принеси другую клетку, пожалуйста, — прозвучал голос Бахтина под скрип колёс инвалидного кресла.
И как её звать, я, конечно, знать не знал, но фотографии, на которых она была в самых нескромных позах, на свою беду видел. И вспомнил.
— Я помогу, — пришедший следом Рейман ушёл с ней, а мы с Бахтиным остались одни.
— Ты?.. — ничего не понимая, потряс я головой. — Это же та самая…
Бахтин горько усмехнулся.
Похудевший. Заросший густой щетиной, почти как я, когда месяц бичевал в электричках, он словно состарился на сто лет с того дня, когда я видел его последний раз.
Он скривился: покалеченная нога, что до сих пор была в шине, ткнулась в стул, когда Бахтин разворачивался. И не столько боль от нечаянного удара, сколько злость от бессилия, усталость и мука читались на его лице.
Он, наконец развернулся. Выдохнул.
— Я бы сказал: это всё, что мне осталось. Но это будет несправедливо по отношению к Лизе. Она не так плоха, как кажется. И она старается. А я, как ты сам понимаешь, не самый лёгкий пациент и не самый удачный выбор для молоденькой девочки.
Но он же знал какой вопрос я хотел задать?
И я, конечно, его задал.
— А Слава? — вытаращил я глаза.
— Слава? — он посмотрел на меня с удивлением. Потом оно сменилось недоумением. А потом он в шоке открыл рот, но словно не знал, что сказать, да так и замер.
— То есть Влада. Ты же зовёшь её так? — первым пришёл в себя я.
— Ты хочешь сказать: она не с тобой? — очнулся он.
— Она же вернулась к тебе, — потряс я головой, не веря своим ушам.
— Она не возвращалась, Рим, — хмыкнул он, когда до него дошло, что происходит. — Да, она прилетела. Да, очень поддержала меня. И перелёт домой, клиника, уход — всё это организовала она. Но ко мне она не возвращалась. Она отдала дом, — развёл он руками, показывая по сторонам. — И я подписал документы о разводе.
— Но я думал… — моргал я глазами как идиот.
— Нет, — покачал головой Бахтин. — Я тоже думал, надеялся, что буду тянуть с разводом, словно мне и правда нужен этот особняк, — горько усмехнулся он. — Рассчитывал, процесс затянется, она отойдёт, вернётся.
— Но…
Он усмехнулся.
— Ты разве не знаешь, как упряма она бывает на пути к своей цели?
— Она поставила себе цель развестись с тобой?
— О, нет, что ты! Развод был лишь первым шагом. Кажется, она решила стать счастливой. А счастье для неё всегда было связано с тобой.