Я назвал ему те три, которые я уже протестировал.

— Есть еще один вариант, который может сработать, — сказал он. — Мне нужно поговорить с одним из моих старых приятелей. Он помог мне спроектировать Буйо.

Я разинул рот.

— Буйо — твоя идея?

Он кивнул.

— Я всегда выполнял работу для Гельмута на другой стороне. Им нужен был он, а не я, поэтому нам пришла в голову идея о Буйо. Таким образом, я все еще мог уходить, но они бы думали, что работают непосредственно с Гельмутом. Я помню, какими разочаровывающими были некоторые этапы, но Ральф помог нам.

Я хмыкнул.

— Что?

— Мы не можем спросить его. Он единственный, кто отвечает за соревнования.

— Ты не можешь, но я могу.

— Ты уверен? Я не хочу жульничать.

— Тебе разрешено просить о помощи, если идея принадлежит тебе. Я был одним из тех, кто разработал этот элемент, поэтому мне разрешено поделиться им. Я только хочу спросить его, считает ли он, что это подходит для того, что тебе нужно.

— Кто бы мог подумать, что ты такой гик за этими чешуйками, — сказал я с усмешкой.

Он расхохотался.

— Я увлекаюсь наукой, и мне интересно экспериментировать, для чего ты это делаешь?

Я приподнял брови.

— Я слишком смущен, чтобы сказать тебе.

— О, да ладно, я не буду красть.

Я улыбнулся.

— Дело не в этом. Ты создал Буйо, и я не хочу, чтобы ты считал эту идею глупой.

— Уверен, что не буду. Скажи мне.

— Хорошо. Ходят слухи, что они собираются подогнать мне новые доспехи и седло. — Я провел рукой по волосам. — Я никогда не думал, что доживу до того дня, когда с меня снимут мерку для седла.

— Мне знакомо это чувство.

— Проблема в том, что я все еще расту. Им придется менять доспехи и седло каждый квартал. У Елены никогда не будет шанса привыкнуть к седлу, и это проблема. Она должна чувствовать себя в полной безопасности, когда сидит у меня на спине. Таким образом, с помощью этого устройства отпадет необходимость в измерении. Доспехи и седло будут расти вместе со мной. Я хочу создать вещество, которое преобразуется в броню. У каждого из нас с ней будет костюм, сделанный из этого вещества, и когда она заберется мне на спину, он трансформируется и сольется с моим. В безопасности. Она не упадет, и седло не потребуется. Проблема решена.

Эмануэль просто уставился на меня.

— Знаю, это звучит притянуто за уши, но именно в этом суть идей. Как думаешь?

— Нет. — Он встряхнулся. — Дело не в этом, Блейк. Это блестяще. Думаю, это может сработать.

Он присел на корточки рядом с моим стулом с блокнотом и рисовал, одновременно разговаривая. Он добавил свои идеи. Он был тем ученым, который мне был нужен.

Мы говорили об устройстве и пытались заполнить все пробелы до самого утра.

Я никогда раньше не видел Эмануэля таким взволнованным. Я не смог бы создать прототип, но он заверил меня, что Ральфу достаточно этой идеи.

На следующий день мы разбили лагерь и осмотрели небо.

***

За время моего пребывания в Драконии студенты привыкли ко мне новому.

Джордж переехал в мою комнату, и Бекки даже успокоилась.

Ей по-прежнему всегда было что сказать.

Вечера были самыми ужасными.

Я подумал о том, что сказал Древний. Я чувствовал себя разбитым, потому что Елена освободила меня. Я обманул ее доверие. Я думал о том, где она могла быть. Смотрела ли она на ту же луну, что и я? Была ли она в безопасности и накормлена?

Я закрыл глаза и попытался услышать биение ее сердца, но слышал только свое собственное.

Я уже привык к этому. Почти двадцать один год я не мог этого слышать, и теперь я не хотел прекращать слушать.

Устройство САС, с помощью Эмануэля, начало во что-то превращаться. Ральф попросил нескольких своих стажеров составить композицию, но, конечно, ничего не говорить другим участникам. Я услышал все это от Эмануэля.

Однако Эмануэль продолжал возвращаться, и мы продолжали поиски. Мое терпение иссякало, а депрессия усиливалась. Она исчезла. Никаких признаков того, что она все еще жива.

***

День благодарения был тяжелым, но не таким тяжелым, как Рождество. Я продолжал смотреть на ее пустой стул за нашим столиком. Рождественское украшение с ее именем, висящее на елке. Я очутился в ее пустой комнате.

Я закрыл глаза. Я все еще мог видеть, как яростно целую ее, прижав к стене. А потом кровь.

Отец заменил ее ковер. Кровь было не вывести.

— Хочешь пива? — Отец стоял, прислонившись к ее дверному косяку.

Я встал с ее кровати и взял у него бутылку.

— Я как раз собирался поговорить с тобой, Блейк.

— Папа, не надо. Нам не о чем говорить.

— Нет, есть. Я потерял надежду, а мне не следовало этого делать.

— Я был темным.

— Я твой отец. Я поклялся, что ты не потеряешься. Альберт и Кэти отдали свою единственную дочь, чтобы на тебя могли заявить права. Ты можешь себе представить, что это, должно быть, с ней сделало?

— Это объясняет последний год ее жизни.

— И я был слишком глуп, чтобы увидеть это.

— Я тоже. Я получил все эти предупреждающие взгляды.

Папа рассмеялся.

— Он должен был сказать тебе, — сказал я.

— Нет, я был нужен тебе больше.

— Я был таким придурком.

— Мы все придурки на каком-то этапе.

Между нами воцарилось молчание.

— Где она, папа? — наконец спросил я, не в силах скрыть эмоции в своем вопросе.

— Хотел бы я знать. Но я знаю, ты найдешь ее. Ты — Рубикон. Ты тоже Лиф. Мы не сдаемся.

— Такое чувство, что я никогда больше ее не увижу. — Слезы задержались.

— Увидишь. Я обещаю, что так и будет.

Я не кричал на него за то, что он дал обещание, которое не знал, сможет ли сдержать. Мне нужно было верить так, как верил он, и так, как верили Древние. Так же, как это делали все остальные вокруг меня.

За три дня до Нового года Эмануэль вернулся, и мы продолжили поиски.

Маме это не понравилось, так как я пропустил бы вечеринку по случаю своего двадцатидвухлетия, но она знал, что теперь это мой долг перед Еленой. Большинство людей думали, что сегодня Первое апреля, но для всех них это была просто моя первоапрельская шутка.

Мы регулярно разбивали лагерь, спали, ели и разговаривали.

Он рассказал мне все о своем времени с Еленой. Все заклинания, которые она могла сотворить —