– Ты спас меня, – говорю я.

– От чего?

– Не могу сказать. Не сейчас. Раньше. Но спас. Точно говорю.

Человек на стоянке, общавшийся с отцом Альбина, уходит. Отец Альбина смотрит на нас и достает жевательную резинку..

– Еще пять минут! – кричит он. – Жду в машине.

Я не отпускаю Альбина. Я боюсь, что больше никогда не смогу к нему прикоснуться, если не скажу ему всего сейчас.

– Почему ты ничего не сказала о фильме до того вечера? Ты могла бы рассказать об этом гораздо раньше.

– Знаю.

– Ты могла бы показать его мне раньше других. Тогда бы я не пошел за дедушкой. Знаешь, как он разозлился?

– Знаю, – шепотом отвечаю я.

Сколько же нам придется выложить, когда юристы LKAB возьмутся за дело. Дело о клевете?

– Но я клянусь, что спускалась с тобой в шахту не ради съемки. Я могу повторить то же самое твоему деду. Я всё могу объяснить.

На самом деле мне, конечно, совсем не хочется еще раз общаться со старым моржом.

– Я там не работаю. До восемнадцати лет это запрещено. Но иногда я там помогаю. Дедушка страшно рассердился. Об этом никто не должен был знать.

Дыши, Майя. Молчи. Не стоит комментировать обман. Жульничество.

– Я видела его у книжного. Видела, как он был рассержен. Я не хотела его разозлить, – говорю я.

– Теперь мне и правда пора, – неуверенно произносит Альбин. – Но спасибо, что пришла.

«Спасибо, что пришла». Ну кто так говорит? Альбин делает несколько шагов, останавливается, оборачивается, возвращается и говорит:

– Я сделал то, чего не должен был делать, ради тебя. Я взял тебя с собой в шахту, чтобы помочь тебе. А в книжном я мог бы соврать деду, но рассказал всё как было. Что ты спускалась со мной. Я сделал это ради тебя.

Ради меня.

61

Последняя встреча книжного клуба. Мы с Альбином вместе идем к библиотеке, держась за руки. На улице тепло, но пасмурно. Приближаются каникулы. Альбин уезжает в хоккейный лагерь. Я еду в Лулео, но сначала съезжу за город, а потом отправлюсь к бабушке с дедушкой в Юнис. А в августе мы переезжаем. Я переписывалась с Гарри. Он сейчас заменяет другого врача. Каждый день я лихорадочно просматриваю почту, боясь обнаружить конверт с логотипом LKAB.

Мы с Альбином помирились. В тот вечер он никуда не пошел со своим отцом. Альбин позвонил мне, и мы встретились. Пошли перекусить в «Аннис». Ирма зачитывает рассказ Альвы и, дочитав до конца, громко вздыхает. Мы с Альбином держимся за руки под столом. Он водит пальцем по моей ладони, так что по спине у меня бегут мурашки. Альва не отводит от нас взгляд.

– Это были лучшие полгода в жизни нашего книжного клуба, – говорит Ирма.

Она снимает очки, протирает их уголком футболки и щурится, чтобы разглядеть нас.

– Я общалась со Сванте. Нам нужно сделать книгу рассказов, представленных на конкурсе. А твой фильм, Майя! Он просто замечательный.

Альбин сжимает мою руку, а я не перестаю улыбаться.

– Надеюсь, осенью мы возобновим наши встречи. Я собираюсь пригласить на них писателей, чтобы сделать наши занятия интересней.

– Златана Ибрагимовича или Бёрье Сальминга! – просит Альбин.

– Осу Ларссон, – прошу я.

По дороге домой мы сворачиваем к магазину «Линдекс», а оттуда спускаемся к площади Куполтрогет.

Тучи ушли на юг, и хорошо видно гору с ее заснеженной вершиной. Из шахты выползает, как черный змей, состав из вагонеток с железной рудой, чтобы обеспечить Кируне завтрашний день. Папа заказал себе новый снегоход, но мама про это пока не знает. А мама осенью собирается в Турцию. Жизнь не стоит на месте.

Альбин просит, чтобы я запрыгнула ему на спину. Мне кажется, я раздавлю его. Но он говорит, что ему нужна силовая тренировка, и, держа меня на спине, сбегает с крутого холма у высотного дома. Только бы нас никто не видел.

– Ты грохнешься! – кричу я и только крепче обнимаю его за шею.

– Или задохнусь! – сипит он.

Тяжело дыша, он останавливается на пешеходном переходе, и я сползаю на землю. Альбин подпрыгивает, как шут.

– Я свободен!

Мы хохочем. И время останавливается.

62

Когда-то у нас была железнодорожная станция. На добротной постройке из красного кирпича висела белая табличка: «Кируна, пятьсот пятьдесят метров над уровнем моря».

Напротив станции была скульптурная композиция: железнодорожники, несущие рельсы. Теперь ее временно перенесли на несколько километров дальше, ближе к Нарвику и норвежской границе. Папа любит зачитывать остроумные письма в редакцию газеты NSD о туристах, приехавших в город и не обнаруживших ни одного указателя, как проехать в центр. Тем, кому повезло определить стороны света, удавалось в темноте вырулить на трассу E10.

А теперь я провожаю свою первую в жизни любовь на железнодорожную станцию. Юлия бледная и сосредоточенная. Ее чемодан на колесиках весит целую тонну, а сумка в руках так набита, что вот-вот затрещит по швам. Папа ждет в машине. Мы сидим на перроне. Скоро прибудет поезд до Лулео. От волнения у меня сводит живот. Но я глубоко дышу, чтобы успокоиться и расслабиться. В сотый раз Юлия проверяет свой электронный билет, стараясь запомнить номер вагона и места. На платформе новая табличка с указанием расстояния. Раньше, отправляясь из Кируны, поезд шел мимо жилых кварталов Он и Бромсгатан, которые скоро снесут. Теперь поезд объезжает гору Кирунавара, с тыльной стороны которой находится шахта. Поначалу мне это нравилось. Мне хотелось увидеть, как выглядит тыльная часть горы. Но это оказалось страшно унылым. Над шахтой поднимаются клубы дыма, кучи гравия, повсюду вагонетки с рудой и грузовики. Но еще я увидела Кируну с другой стороны. Как мой прекрасный город. Мой дом. Где моему сердцу спокойно.

Поезд медленно подъезжает к перрону и резко тормозит. Перрон заполняется туристами из Нарвика. Как много счастливых обнимающихся людей! Я отворачиваюсь.

– Майя, ты ведь не забудешь меня?

– Юлия. Никогда.

– Я вернусь.

– Карола быстро соскучится по «Ферруму». Вы вернетесь.

Юлия кивает.

– А если ее дружок окажется настолько противным, каким мы его представляем, то я приеду за тобой.

Юлия плюхает сумку на платформу и крепко обнимает меня. Всё не может закончиться вот так. Моя Юлия.

Мы берем багаж и затаскиваем его по узенькой лестнице в вагон. Юлия ищет глазами свое место у окна, а я остаюсь на перроне. Поезд отправляется, и мы машем друг другу. Ах, Юлия, у тебя место по ходу движения поезда. Тебя не укачает.