Шрифт:
Закладка:
И я выложу все свои страхи, всё свое отвращение к LKAB в фильме, который увидит вся Кируна? И Альбин!
– Не знаю.
– Но его нельзя не показать, он слишком хорош! Послушай, может, ты подумаешь как следует? Мне кажется, жители Кируны должны его увидеть. И власти Кируны тоже.
Власти. Дедушка Альбина. Я не упоминаю его в фильме, но поймет ли меня Альбин? Поймет ли, зачем я это сделала?
– Я свяжусь с вами. Мне нужно подумать, – отвечаю я.
Сванте обессилен.
– Я действительно надеюсь, что ты согласишься. Обещай, что свяжешься со мной, как только примешь решение.
Сванте протягивает мне свою визитку. Я кладу ее в задний карман брюк. Что выбрать? Кинопремию «Золотой жук» или Альбина?
51
Льет дождь. Капли стучат по крышам машин. Дворники двигаются вправо-влево. Мы сидим в одной из машин LKAB – в маленьком джипе с кузовом. И вдруг всё стихает. Мы заехали в шахту. Дворники смахивают со стекла остатки воды. Нам предстоит спуститься на восемьсот метров. Папа барабанит пальцами по рулю в такт играющей в машине музыке. Вдох – выдох.
– Знаешь эту песню, Stayin’ Alive?[8]
– Нет, не знаю.
– Если придется однажды спасать кому-нибудь жизнь, делая массаж сердца, стоит про нее вспомнить. В ней правильный ритм. Надавливая на сердце, нужно просто попадать в каждый такт.
Папа убирает руки с руля и, напевая, демонстрирует в воздухе движения при массаже сердца.
Хорошо, что он готов спасти меня. Но что-то мне подсказывает: случись что неладное, он даже не вспомнит ритма этой песни.
Радио шипит, скрипит – мы потеряли волну, – и папа выключает его. Фары освещают стены тоннеля. Навстречу нам едут отдельные машины. Мы всё время поворачиваем, но я знаю: можно быть уверенной, что папа знает дорогу, хотя мне и трудно сидеть безучастно. По пути ему встречаются какие-то знакомые, и он приветствует их дальним светом.
– Еспер, – произносит папа.
Как будто это имя мне о чём-нибудь говорит. Вдох – выдох.
Мы получили особое разрешение спуститься к месту работы отца. Папа не раз упоминал, что LKAB не приветствует посещения шахты посторонними людьми, но для нас сделали исключение.
– Сколько занимает спуск в шахту?
– Минут десять. А ближе к отметке в тысячу триста шестьдесят пять метров – еще двадцать.
Двадцать! Я чувствую, как мне сдавливает грудь из-за нехватки кислорода.
– Это если нет очереди, а если есть, то дольше. Иногда бывает, что спуск занимает и сорок минут. Стокгольмцы считают, будто знают, что такое очереди. Ха! Ну тогда не мешает им спуститься в нашу шахту.
Папа посмеивается и показывает на указатели, объясняя, какая дорога ведет на юг, а какая на север. Он и в самом деле забыл о том, что я ужасно боюсь. А если мы застрянем в очереди? На восьмистах метрах под землей?
Когда папа наконец тормозит и сообщает, что мы приехали, я разжимаю пальцы и перестаю сидеть вцепившись в сиденье. Нам удалось избежать очередей.
– С тобой всё в порядке?
Я киваю, и мы выходим из машины. Воздух здесь влажный, совсем другой.
Мы заходим в комнату для отдыха шахтеров – просторный отсек с окнами, неровными стенами из листового железа и красным потолком. Над запачканной дверью прибиты оленьи рога. Я поднимаю взгляд на черную кровлю шахты. А вдруг она обрушится? По крайней мере, если это произойдет, то очень быстро.
В комнате отдыха пахнет кофе и выхлопами. И есть еще какой-то непонятный резкий запах. На полу – серая лужа. Шахтеры в сине-красной фирменной спецодежде LKAB расположились на скамейке за овальным столом. Двое сидят на кожаных стульях, откинувшись на подголовники. Они как будто в своем мире. Один из них – Гуннар.
Я думала, что Гуннару не меньше шестидесяти, но он оказался моложе папы. Как хорошо, что он не пытается пожать мне руку. Руки у него грубые, с въевшейся под кожу черной грязью, которая как будто никогда не смоется. Он в шахтерских очках, похожих на лыжные. Папа с Гуннаром обмениваются шутками по поводу последнего футбольного матча с командой Барселоны. Мне бы, наверно, тоже стоило вставить что-то умное, ну да ладно. Вместо этого я прислушиваюсь к звуку, который может быть сигналом опасности. Я рассматриваю то, что висит на стенах. На одной из них – карта Заполярья и Лапландии, фото пейзажей и календарь. Никаких голых девиц. Спасибо тебе, господи. Гуннар расправляет на столе карту и подзывает меня жестом руки.
– Смотри, где мы находимся.
Гуннар показывает на карте, где мы сейчас, объясняет и жестикулирует.
– Здесь новая отметка – тысяча триста шестьдесят пять метров. Когда-то мы начали разрабатывать пласт на глубине двухсот пятидесяти четырех метров, а теперь прошли уже на километр вниз. Здесь видно выход руды на поверхность, – показывает Гуннар. Он убирает палец и продолжает: – Когда дойдем досюда, Кируну придется переносить.
– Сносить, – поправляю я.
– Не спеши с необдуманными заявлениями, – одергивает меня папа, вздыхает и наливает себе в синюю кружку черный, как смола, кофе.
– Откуда вы знаете, что в городе не будет провалов грунта?
Гуннар читает мне целую лекцию о сейсмодатчиках и объясняет, что в горный массив монтируют стальные трубы, которые заполняют бетоном, и в верхней части каждой устанавливают сейсмодатчик. Каждые три месяца с датчиков снимают показания колебаний грунта.
– На сегодня в городе установлены триста шестьдесят семь таких сейсмодатчиков. Каждый год мы проходим лаву на двадцать девять метров. Так что эти датчики позволяют полностью контролировать ситуацию.
– Вдруг окажется, что мы не успеем переехать?
– Это невозможно. Ты же знаешь про буферную зону. И мы постоянно составляем долгосрочные прогнозы колебаний грунта на пять, десять и пятьдесят лет. Перенос или снос жилых районов осуществляется заблаговременно. Мы эвакуировали Улльспиран, то есть Бромсгатан, заранее. Мы ничем не рискуем.
Гуннар откидывается на спинку вращающегося кресла. Вид у него довольный. Не то что у меня.
– Но каждую ночь мы слышим взрывы. Как нам узнать, что в результате взрывов не образуются трещины, которые становятся всё больше, и что где-нибудь в городе не произойдет провал грунта?
Я умалчиваю о том, что, задавая вопросы, вспоминаю трещины из мультфильма «Ледниковый период».
Гуннар смеется. Очевидно, мой вопрос прозвучал глупо. Но это всего лишь мой вопрос.
– Мне придется углубиться в технические тонкости, чтобы ты смогла прикинуть и понять, что должно произойти, чтобы случился провал грунта. На сегодняшний