Шрифт:
Закладка:
Она научилась прослеживать источники телесигналов. Весь маршрут их, по проложенным под землей проводам вплоть до Оринджа. И до баз данных в компьютерах центральной станции телевещания Мокса, где создавались, воспроизводились и хранились в записи телепередачи. Ее нервная система срослась с электронным организмом Видеоцеркви Моральных Сил. По желанию она могла проникать в любую часть сложно переплетенной сети коммуникаций, в фокусе которой располагалась штаб-квартира Мокса. Электронное продолжение личности Мелии сновало по накопителям данных, переваривая все подряд, вплоть до медицинской информации о других известных носителях синдрома IBM. Она осознала, что уже значительно превосходит их силой своего таланта. Ей стало скучно, и она решила проверить, как далеко может дотянуться.
Через несколько недель оказалось, что ей под силу не просто странствовать по сетям, но и до некоторой степени управлять ими. Приникая к экрану телевизора в Крысином Городе, она искажала, меняла изображение на нем. Светодиодные точки превращались в диковинные спутанные воспоминания об отце – их-то я наблюдал впоследствии. Ее мощь росла. На краткое время по всем телевизорам Оринджа и ЛА прокатилась волна искажений – это Мелия проникла на центральный узел и вмешалась в передачу сигнала. Впрочем, она вскоре оставила эту забаву; когда бы ни предпринимала она такие попытки, сразу появлялся кто-нибудь, чтобы оттащить ее от ящика, поскольку ее мать, та старуха, инстинктивно чуяла, что дочка каким-то образом в ответе за тревожные узоры на экране. К тому же техники принялись рассылать по сети трассирующие пакеты, пытаясь установить источник глюков. Испугавшись, что ее обнаружат, Мелия изменила манеру поведения. Лишь в редких случаях, когда ее одолевало нестерпимое искушение, она снова позволяла себе вмешаться в работу телевизора – в отдельной комнате или по целой сети и лишь на считаные секунды. Вероятно, это и было причиной странных явлений, которые мне довелось несколько раз наблюдать на Интерфейсе. Она в основном просто исследовала систему, не создавая помех ее работе. И многому научилась.
Когда я появился в комнате, Мелии мало что было обо мне известно. Время от времени она спотыкалась о старуху, потом и об меня; постепенно даже весьма ограниченные тактильные ощущения позволили ей понять, что в комнате теперь находится и другое тело. Она не испугалась – вся ее жизнь протекала в телевизоре. Не обращала бы внимания и дальше, кабы не случай, о котором я тебе уже рассказал, когда мать отфутболила ее на диван, где сидел я.
Сеть сенсоров, соединяющих мою нервную систему с перчаткой, в действительности выступает сильно упрощенной версией той сети, с которой все это время возилась девчонка. Когда эти сети достаточно сблизились, когда ее рука физически ухватила поверхность перчатки, возник мост – канал контакта, аналогичный мостику между ее организмом и телевизором. Перчатка превратилась в электронный интерфейс взаимодействия наших нервных систем. Сигналы сенсоров перчатки передаются в мой мозг таким образом, что я воспринимаю их по аналогии с моими врожденными чувствами, в частности зрением и слухом. Первым делом она освоила аналог слуха – это и был тот голос. Несколькими минутами позже она уже транслировала мне через перчатку по визуальному каналу.
С тех пор как ее отец умер, никто из живых людей не вступал в контакт с ней – пока не появился я. Персонажи ситкомов были разграничены с нею – они существовали в компьютерных базах и видеоаппаратуре. Она узнала, кто я: сличила с информацией из сети. Она скорее заинтересовалась, чем испугалась; спустя некоторое время я начал улавливать в ее реакции признаки неизбежного благоговения, хотя мне даже сейчас непонятно, в какой мере ее впечатлила информация из баз данных, а в какой она имитирует поведение моих фанатов.
Она забросила телесеть и полностью перешла на беседы со мной. Квазивизуально она являла себя юной девушкой – не грязным и тощим несчастным созданием рядом, судорожно сжимавшим перчатку, но той, какой могла бы стать… в других обстоятельствах. Наверное, она смоделировала этот образ по мыльным операм. Я долго не осознавал, что нормальное восприятие хода времени начало восстанавливаться. Я общался с ней и рассказывал все, что мог, про ту часть мира, в какую ей не было доступа прежде. Не выпуская моей металлической руки, она тянулась в сторону, к телевизору – впечатляющее, должно быть, зрелище: слепая девушка раскидывает руки между кататоником на диване и телевизором, словно на странном сеансе у медиума. Она провела меня по телесети, по проводам, в компьютерные базы и аппаратуру станции телевещания округа Ориндж; и я сам увидел то, о чем она мне рассказывала. Там, в глубинах сети, я действительно обнаружил нечто крайне интересное, но долгое время не мог осознать его подлинного значения – и остался лежать неподвижно на диванчике в Крысином Городе, говоря с Мелией без слов, позволяя старухе кормить меня и подтирать задницу, пока не постиг, что же на самом деле это все сулит мне.
Наконец я встал с дивана. Мышцы заныли от внезапно обрушившейся нагрузки; старуха увидела это и рухнула на пол, извиваясь и протестующе вопя. Я поплелся к телевизору, у которого на коленях притулилась Мелия, и положил ее руку на перчатку. Поцеловал ее на прощание в лоб, как в темной комнате, так и по квазивизуальному каналу перчатки, и пообещал, что скоро вернусь. Выходя, я слышал, как где-то далеко чуть слышно плачет совсем маленькая девочка, словно тонет в кровавой луже размерами с ЛА.
– И как же ты нашел меня?
Лиммит смотрел в покрытое грязевой коростой окно, отвернувшись от сидящего на краю койки Аддера.
– Когда я выбрался от старухи, – сказал Аддер, – то первым встретившимся – единственным – на улице человеком стал знаешь кто? Друа. Либо мне повезло, либо он не врет, когда говорит, что это KCID ему по радио рассказал, где меня искать. Он объяснил, куда ты ушел и каким путем должен вернуться. Я тебя жду здесь уже больше суток.
– Зачем?
Лиммит обернулся и посмотрел на него. Аддер казался теперь решительней и резче, нежели на Интерфейсе, – в нем появилась нацеленность на какую-то смертоносную задачу. Он держал на
