— Ничего, мы вас дотянем до должности резидента, Игорь, — засмеялся Данн. — И пойдем тем же путем. Раньше мы не давали визы русским, и наконец они вынуждены были послать вас. А теперь мы будем выбивать отсюда все ваше начальство пинком под зад. Мы оставим вакуум, и тогда Москве останется только заполнить его вами…

— Ну, на резидента они будут толкать кого-нибудь из Москвы… — усомнился Горский.

— Пусть толкают, но получат кукиш! Визы не будет! Мы прекрасно понимаем, что, чем выше ваша должность, тем больше у вас доступ к секретной информации…

— Но только делайте это медленно и осторожно. Мои начальники безумно подозрительны.

— Надеюсь, вы не даете для этого оснований? — насторожился Питер.

— Нет, это просто такие гнусные личности, они меня не переваривают — вот и все! Я принес пленку с секретными документами… — он протянул ее Данну.

— Ну что ж, не буду вас задерживать! До следующей недели на этой квартире! — и они деловито распрощались.

Розанов жил и не тужил со своей Ольгой в маленькой квартирке рядом с Патриаршими прудами. С утра он сидел за пишущей машинкой, потом продумывал гениальные сюжеты во время прогулок по старой Москве, потом снова садился за машинку. К приходу с работы Ольги покупал пару бутылок красного вина, и они мирно ужинали.

— Сегодня получил письмо из Лондона от Горского, — заметил Розанов, отхлебнув из бокала.

— Единственный порядочный человек, не порвавший с тобой отношения после отставки… И Трохин, и все другие в рот тебе смотрели, когда ты был начальником, а потом…

— Такова жизнь, Оля… Все люди предают. В конце концов, и я предал Ларису…

— Ну, милый, тебя повело. Уж лучше спроси у себя, как вообще ты мог жить с нею? — Ольга вспыхнула, Лариса для нее была, как красный плащ для тореадора. — А сколько Горский уже живет в Англии? Год? — Ольге не хотелось говорить о Ларисе.

— Время летит: уже почти три года! Подумать только, я уже пять лет в отставке! За это время умерли и Брежнев, и Андропов, и Черненко! Пять лет! И только одну пьесу поставили, гады! — Розанов опрокинул бокал и вытер рот рукой. Ольга нежно обняла его и поцеловала.

— Ты, главное, пиши, успех придет сам собой. Случай движет нашими судьбами. Разве мечтал Горский, когда разводился и женился, что попадет в Англию?

— Не просто попадет. Его собираются сделать резидентом. Большая карьера, он станет генералом! Опять же случай: англичане выгнали всех его потенциальных соперников. Хотели туда самого Трохина, но ему не дали визы! Вот суки!

— Я очень рада. Твой Трохин — полное дерьмо! Даже не звонит тебе, как стал начальником! — возмущалась Ольга.

— И Убожко не звонит, никто не звонит. Хорошо, что хоть трубку не бросают, когда я им звоню.

— А зачем ты это делаешь? Тебе же от них ничего не надо! — сердилась Ольга.

— Понимаешь, Ольга, хочется с кем-то поговорить. Иногда вспоминаешь прошлое, и они выплывают оттуда, как приятные говорливые призраки… Ведь все они были частью моей жизни, правда?

— Ты просто уникален: тебе нужно тащить на себе, словно котомку с тяжелыми камнями, и бывших друзей, и бывших жен, и даже бывших врагов! — ноздри у Ольги раздувались, ревность мучила ее.

Генерал Убожко находился с инспекционной поездкой в Париже. Когда после представления в варьете на Монмартре он уселся за рюмкой перно в кафе прямо на улице, к нему подсел сотрудник ЦРУ Роджер Пик.

— Извините, господин Убожко, меня зовут Роджер Пик, и я являюсь начальником русского отдела ЦРУ. Вам известна моя фамилия?

— Допустим, что известна. Правда, я работаю в МИДе… — ответил осторожный Убожко.

— Я знаю, что вы специально приехали в Париж по линии КГБ. У меня есть предложение: я хочу сотрудничать с вами. Конкретно: у меня есть список некоторых западных агентов в КГБ. Но за это мне нужны большие деньги… много денег.

— Но вы сами понимаете, что сначала мы должны просмотреть список. Или часть списка.

— В Англии работает Игорь Горский, это агент СИС, — быстро сказал Пик. — Но это только один в длинном списке.

— У вас есть документы, подтверждающие это?

— У меня есть документы о наших агентах в СССР. Но об этом позже. О Горском я догадался, когда вел переговоры с английской разведкой в Копенгагене еще в 1977 году. Тогда я даже и не думал о сотрудничестве с вами. Итак, если вы согласны, то ваш человек должен выйти на это место ровно через неделю. «Фигаро» в правой руке. Пароль: «Вы не знаете, как лучше добраться до музея Родена?» Отзыв: «По-моему, это на улице Шарье».

Пик встал и, мило улыбнувшись, пошел дальше по улице.

В тот же вечер Убожко срочно вылетел в Москву. Трохин, встречавший его в Шереметьево, никогда не видел своего шефа в таком нервном возбуждении. Уже на пути к автомобилю Убожко сообщил Трохину сенсацию, переданную Пиком.

— Не провокация ли это? — ошеломленно спросил Трохин. — Не думаю. Зачем? Затевать такое дело… ради чего?

Компрометации Горского? Но ведь он предлагает целый список! Я завтра же утром буду докладывать об этом председателю КГБ! — Убожко говорил отрывисто и нервно, волнение его передалось Трохину.

— Что будем делать с Горским? Пока не трогать?

— Да ты что? Я сам его выдвигал, и если он сбежит… Немедленно телеграмму и хороший предлог! Через три дня он должен быть в Москве! Тщательно продумай, как будем вести его допрос, это нужно сделать тонко, использовать психотропные средства, чтобы он раскололся.

— А может, сразу его арестовать и препроводить в тюрьму? — Трохин любил простые решения.

— На каком основании? У нас же нет никаких формальных поводов для его ареста! Его не сможет судить военный трибунал!

— Да плевали мы на прокурора и военный трибунал! — возразил Трохин. — Разве КГБ уже не сила?

— Попробуй только заикнись об этом в ЦК партии! Горбачев там крутит новую политику, сейчас только и болтают о социалистической законности! — перебил его Убожко.

Питер Данн внимательно смотрел, как Горский меряет шагами гостиную конспиративной квартиры. За время жизни в Англии агент стал солиднее и увереннее в себе, став фактически шефом резидентуры и раскидав с помощью СИС своих соперников, он уже не осторожничал в суждениях (естественно, не в политических), когда общался с послом и другими советскими гражданами. Сравнительно недавно, еще до смерти Черненко, Лондон посетил Горбачев, он был принят мадам Тэтчер, разглядевшей в нем будущего реформатора. Горский докладывал секретарю ЦК информацию о положении