Пришлось покачать головой: «Что за блажь?»

Тогда Шасти глазами показала мне на Ыйгена и следом — на сумочку у меня на поясе.

Я нахмурился. В сумочке я порылся. Там были разные колдовские штуки. Амулеты, письменные принадлежности, непонятные жидкости в крошечных бутылочках из камня.

А ещё… там был большой лоскут выделанной кожи, испачканный в чём-то чёрном и жирном. Как если бы…

— Ну? Чего стоите? — рассердился Ыйген. — Все знают — ведьму должен убить шаман. Но смотрите — он медлит! Духи оставили его и не подсказывают, что делать! Отдайте её мне!

Воин вытянул растопыренные руки и кинулся к барсам, держащим Шасти.

Я схватился за рукоять короткого меча, но Ичин опередил меня. Шагнул наперерез.

— Прочь! — взвыл Ыйген. — Уйди с дороги! Кто ты такой, чтобы мешать мне исполнить обычай? Почему ты молчишь? Почему не тащишь ведьму к пропасти?

— Потому что прежняя жизнь кончилась! — пояснил я максимально уверенным тоном, не убирая руку с меча. — Старые правила не уберегли земли рода барса от захватчиков. Тенгри послал меня сюда изменить правила. И духи Ичина говорят сейчас с моими духами! Потому он и медлит! Мы решим это без сопливых!

Только когда эти слова вылетели из горла, я понял, что мальчишка называет сопляком взрослого воина. И неожиданно ощутил… глубокое моральное удовлетворение.

Да что я всё время пытаюсь подстроить свою натуру под это детское тело. Я воин ещё и побольше Ыйгена. Его бы сейчас в наше время да под огонь градов!

— Ты кто такой! Ты — выкидыш пятнистой овцы! — блажил Ыйген.

Но я его не особенно и слышал, так меня распирала злость на идиотов всех мастей и времён. Да и другие воины его не поддержали.

Барсы, правда, не отпустили Шасти. Но и отдавать её в руки Ыйгену не собирались. Я видел: они колеблются и не понимают пока, чью сторону им принять.

Ичин вёл себя слишком нерешительно для этих горячих парней, и они бы пошли сейчас за Ыйгеном. Но призрак барса видели все воины. И были наслышаны от Истэчи и про дух хозяина этих гор, что уже приходил мне на помощь.

А помощь духов в то время, когда завоеватели разбили армию истинного правителя и разогнали остатки его людей по горам…

Воины переглядывались. Старшие хмурились, молодые тянулись за оружием.

Болтливость моего приятеля пошла мне на пользу. Я уже оброс легендами и байками, хоть и был чужаком и младше всех по возрасту.

Ыйген всегда стоял в этом роду за традиции. Потому молодые сразу были примерно со мной. Любые перемены — это шанс продвинуться, найти для себя лучшее место, добиться более высокого положения.

А вот старшие воины колебались. Им было что терять, ведь вместе со старыми временами уходят и старые привилегии.

— Барс приходил, все видели! — начал Истэчи громко, потому что старшие молчали, и этого он вынести просто не мог. — Духи на стороне… — приятель споткнулся. Назвать меня Гэсаром при девушке он не мог. — На стороне Кая!

И тут я увидел, как кисть руки Ыйгена дёрнулась, словно сама собой! И он тоже это увидел — уставился на свою руку, как на чужую!

Чёрная кожаная тряпка, словно в неё заворачивали жирный чёрный…

— Камень! — сказал я, тыча пальцем в дёргающуюся руку Ыйгена. — Он взял чёрный камень, что был на груди у Мергена! Камень не бросили в пропасть! Он здесь!

И вот тут мне поверили.

Дети всегда верят в сказки. Скажи я, что Ыйген видит слабость Ичина и пытается на этом сыграть — захватить власть и стать вожаком — я не добился бы ничего.

Но колдовской камень был страшен тем, что он уже сделал с Мергеном.

Барсы видели призрака и получили от него очень реальные раны. Не будь там меня и меча Камая, призрак убил бы всех.

Воины разом ощетинились мечами, а Ичин, внимательно наблюдавший за мной и Ыйгеном, подошёл к Шасти и взмахом руки велел её отпустить.

— Ты — дочь чёрного колдуна, что видит нас своим «глазом»? — спросил он строго.

Девушка покосилась на меня, не понимая, отвечать или нет. Я кивнул и улыбнулся ей ободряюще.

— Не знаю, жив ли отец, — сказала Шасти. — Но — да, это его камень.

— Если колдун пытается управлять воином, значит, он жив, — сказал Ичин утвердительно. — Но управляет он воином плохо. Видно, тяжёлые раны терзают его.

Я посмотрел на Ыйгена — он боролся со своею рукой.

— Колдун где-то рядом, — сказал шаман, оглядываясь. — Он видит нас. И пытается заставить Ыйгена убить свою дочь. Чем ты провинилась перед отцом? — спросил он Шасти.

— Я пошла против его воли, не захотела выходить замуж, — растерянно произнесла девушка. — Убежала от него.

Шасти вдруг посмотрела на меня потрясённо и глаза её расширились. Она сообразила, что бежала от замужества да на него же и напоролась.

— Ты хорошо подумал, взяв в жёны женщину из чужого племени, дочь колдуна и врага нашего народа? — спросил меня Ичин. — Она бежала от судьбы и не любит тебя.

— Стерпится — слюбится, — отшутился я. — Духи сказали мне, что Шасти — моя жена. Кто я, чтобы спорить?

И улыбнулся — пусть теперь за меня отдуваются дух барса и дух медведя!

Ыйген, которого я выпустил на пару минут из поля зрения, всё-таки выхватил меч. Колдовство — штука коварная, особенно если оно помножено на жажду власти.

Воин кинулся ко мне, размахивая мечом, но я не успел ничего сделать. Пока примеривался, как обезоружить, связать, на него навалились всем скопом — и старые воины, и молодые.

Барсы видели уже, что бывает с рабами чёрных камней. Ыйгена изрубили в капусту в считанные минуты. Остановить их я бы не смог.

Это мне казалось, что можно отобрать камень у Ыйгена и постараться как-то снять с него «порчу». Барсы мыслили просто — прибить соратника, пока не оборотился в демона.

Наверное, лицо у меня исказилось от внутренней боли: из-за одного поганого камня мы потеряли двоих. А у нас воинов-то всего — не биться, а сесть и заплакать.

Ичин понял мои мысли. Он кивнул мне: пойдём? И мы вместе подошли к тому, что